Только лица и рты. Море лиц, качающееся, галдящее, только ткани и руки, красные, обведенные краской губы мужчин и женщин, белые напудренные лица, парики из женских и звериных волос. Иногда ему казалось, что он задыхается среди всего этого, иногда казалось, что его просто стошнит от их вони. От вони их мыслей и желаний, от круговерти цветных точек в тенях, от круговорота тканей на свету, и не спасти ничем чутких глаз, которые видят все насквозь, видят сияющий корень истины, будь он проклят, проросший во все. И свои имена, написанные на изнанке век...
Это празднование Солнцестояния, время, когда когда-то давно над миром стояла самая длинная ночь в году. Теперь, как утверждают астрономы, раз на раз не приходится, но традиция живет, ползет с переломанным хребтом, лишаясь своих обычаев и обрастая новыми, но не сдается. Этот дрянной карнавал в Эмдах Гаре, в Замке-на-Скале, тоже из нового, дело рук советника Конста, которому нужно, чтобы про них не забывали. Чтобы вся эта мразь имела возможность посмотреть на него, поглазеть досыта и на весь год запомнить, как выглядит владыка этой кучи дерьма.
Король-Демон, крылатый и жуткий, на головы выше любого из присутствующих, лениво завершал свой третий круг по залу, отыскав все нужные лица и произнеся все нужные речи. Кто-то должен получить свою порцию страха, кого-то следует похвалить. Не то, чтобы ему совсем не нравились такие празднества, просто надоело играть эту пристойную роль, которой так добивался советник. Барон Тайро, прибывший из своей глуши, униженно кланяется и внимает высочайшему совету быть осторожным, уродливый толстяк в белых кружевах, только выделяющих его посеревшую от отсутствия солнца дряблую шкуру. Шлюха и ясновидящая Миэр Таль, водопад кудрей и зеленые перья на платье, принимает его комплимент как живительный эликсир, а ведь на самом деле он лжет, ибо видит первые признаки старения, безрадостной осени на ее лице. Руки касаются несмелые губы преклонившей колено вампирессы в мужском костюме. Леди Ширазаль, как всегда, эпатажна, но он сделал вид, что не узнал, только взглядом проводил, показывая, что увидел и запомнил все, что следует. Двинулся дальше, пристукивая когтями по камню. Кругом – шевеление расступающихся придворных и гостей, подобострастные взгляды, опущенные головы. Позади толпится немногочисленная свита, стайка улыбающихся толпе дам, двое гвардейцев в черном, дети-пажи, что прислуживали и несли вышитый шелковый шлейф его причудливого наряда. Слева и посередине не ребенок, а уродливый карлик.
Опустившись на свое место во главе центрального пиршественного стола, Король-Демон равнодушно наблюдал за схваткой химер в наспех огороженном круге, посреди мешанины делающих ставки и орущих тел. Где-то играла музыка, где-то доносились крики – то ли оргазма, то ли агонии, обычный разгул виреттской знати, он и сам к этому привык, он и сам не хотел бы ничего иного, и уголки губ тянет, тянет в стороны в дурацкой человечьей привычке, но каменная маска, почти лишающая его мимики в этом обличье, ничему не позволит отразиться на лице. По едва заметному кивку карлик выгребает из мешочка на поясе горсть сухих листьев и какой-то трухи, ковыляет вниз, к одной из массивных жаровен на полу, пододвинув скамью, швыряет вниз и спрыгивает, потирая зудящие руки. Дым поднимается медленным синеватым облаком и кто-то, вдохнув его полной грудью, тут же оседает на пол грудой лилово-алой ткани, дергаясь от прикосновений невидимых насекомых и змей – галлюцинация столь сильна, что ее видят все присутствующие. Удушливый сырой запах с нотками чего-то горького, дерущего горло, он вдыхает его как лекарство. Разумеется, ему не видать такого же забытья, какое снадобье дарит придворным, но так этот проклятый праздник закончится быстрее, и, склоня голову, Король наблюдал сквозь дым, как меняются местами фигуры в танце, над кровавыми разводами в том месте, где одна химера растерзала другую, и их обеих выволокли через боковые входы.
Неожиданно он вскинулся; кто-то приближался, разрушая тонкую гармонию танца своим присутствием и чередой своих слуг, семенящих следом, но не эта бесцеремонность была причиной.
- Ваше Величество...
Некто обделенный вниманием, сам приблизился к королевскому столу и засвидетельствовал свое почтение низким поклоном, достаточно низким, чтобы спрятать глаза. И он высокомерно ответил одним лишь кивком и, встав из-за стола, прошел мимо, даже не обернувшись. Иссиня-черный шелк струился и шелестел по каменному полу, звенели вычурные серьги – пажам пришлось бежать бегом, чтобы успеть за ним, и все зря. Глупо хихикающие женщины замерли посреди коридора, дети замерли рядом, удивленные, непонимающие, почему владыка отвел им глаза и куда он пошел.
А он и не уходил, стоял рядом, все ждал, пока не уберется праздная осиротевшая свита, а потом неспешно отправился наверх, на несколько этажей ближе к вершине башни. И кто-то шел следом, но не оттого, что видел сквозь морок, а только потому, что знал дорогу. И так было уже не в первый раз, и это было почти смешно, эта жалкая тайна, эта скрытная встреча. Заговор истинного мага и Короля, вы только посмотрите! Видели бы это остальные...
- Ты рискуешь своей репутацией, де Гардис.
Дверь захлопнулась сама собой и лишь мгновением спустя рядом с ней вычертился силуэт – крылья, тени, глаза, в полумраке блестящие, как у кошки.

- Ну ты же сам знаешь ответ. – Проронил Король-Демон, опустив взгляд на пальцы, так резко контрастирующие с его черной броней, покрытой сложными узорами, которые не сотворял ни один художник. Случайное сплетение линий, сродни тем, что мороз рисует на стеклах, или знаки, буквы и слова, обереги или проклятья. Всяко проклятья не сбылись, а благословения не спасли.
- Зачем ты задаешь вопросы, которые ничего не значат? – У него на редкость безразличный голос, странно, как такое существо может устать; убрав руку с задвинутого засова на двери, он отступил назад, избавился от назойливого и непрошенного прикосновения, только прошелестела ткань.
И, пока маг зажигал огни, демон безмолствовал, только блики пламени все играли на его шкуре, словно отлитой из стекла, рыжим красили иссиня-черные жесткие волосы, собранные в причудливую прическу, загорались на серьгах и браслетах. Казалось, он даже не шевелился, только свечи играли, потревоженные сквозняками. И Масар медленно проходил по кругу, не оборачиваясь, не подавая вида, что знает, как следят за ним желтые, почти светло-карие глаза с круглыми зрачками, сузившимися от затопившего полукруглую комнату света.
Эта игра... все ответы в ней оба уже знают давным-давно. Почти что все.
Но, быть может, истинный маг и понимал причины. Самую главную причину, почему он здесь, и что было в истоке, какие мысли натолкнули его повелителя на такое решение, и зачем ему это было нужно, приручать непокорного, вместо того, чтобы сломить его, но хотел ли он? Было ли у демона хоть одно желание, которое можно было бы назвать искренним? Или все они – плод обмана и самообмана, и даже этот пристальный взгляд – не более чем игра огненных бликов, и пустота висит непотревоженной паутиной. Безразличие, или жажда, или усталость, какую не понять и не разделить человеку, рожденному женщиной – что из этого, и есть ли в этом хоть что-то, и зачем, вопросы, на которые не существует ответов, которым не быть заданными. И это правила игры, которые приняли они оба.

«Действительно, лучше помолчи» - хотел отозваться, но почему-то промолчал, наверное, не хотел гнетущей тишины между ними именно сейчас, как будто словам под силу заполнить пустоту, как будто пустота это, а не что-то иное. Что-то, что он знал раньше и теперь вспоминал и ощущал вновь.
Да, он ненавидел трусов, и Масар трусом не был, ни на миг, и то, как бестрепетно он смотрел снизу вверх, и все же как равный, только лишнее тому доказательство. Наверное там, у подножия утеса Эмдах, живет множество людей, кто до оторопи страшится взгляда Василиска... а Королю странным образом нравится смотреть в светлые глаза мага, подспудными инстинктами, эфирным чутьем знать его силу и вбирать в себя ее дрожь, и, как в первый раз, лишь посмеяться на жалкую попытку обратить плоть в камень, сверкающий драгоценный оникс в темный серый базальт. Хотя теперь он и не попытается.
Не отворачиваясь, демон прислонился спиной к стене, и тающие крылья прошли насквозь, распались клочьями тусклой мути вместе с его каменной шкурой, вместе с короной рогов, тянущихся от висков назад, и сквозь ужасное, сквозь нечеловеческое, проступило нечто иное, просто человек, темноволосый, со странными знаками, бесследно тающими на смуглой коже, и этот человек улыбался.
- Ты ненавидишь всех, кто смотрит на тебя сверху вниз? – Спросил он, не сдвинувшись с места, когда маг приблизился, и когда рассеивающийся жар тела демона окутал их обоих.
Но он ждал не ответа, ему не нужен был ответ, как странен этот обычай, спрашивать лишнее, демон перенял его у них, у людей, у живущих, у тех, кому отпущено слишком мало и дано слишком немногое, а они в странной щедрости, тратят, не глядя – свое время, чужое терпение... Теперь, когда пропала каменная маска, делающая его выражение лица совершенно непроницаемым, отпала нужда, пожалуй, во всех словах и не их он ждал от Масара.