...Когда он спрыгнул на красноватый песок, толпа взревела. Даже в центральных ложах зрители повскакивали с мест, и, срывая новый всплеск бури, он на мгновение поднял свой меч на ладонях к солнцу и коснулся губами плоскости клинка. Они любят, когда их король выходит на арену, так они вспоминают о том, что он тоже может стоять жалкой букашкой посреди этого песка и драться, крутиться и танцевать с мечом им на потеху, пока этот песок не покраснеет еще сильней.
Угловатая нечеловеческая тень скользнула по стене и улеглась под ноги, он рассматривал противника, который щурился от рыжего низкого света, бьющего в лицо – всего лишь человек, значит, бой будет быстрым. Демон почувствовал нечто вроде обиды на пройдоху Хенрея, который обманул, выманил его на арену, но не дал обещанного достойного врага, в который уже раз, впрочем. Куда ему понять жестокую радость победы, единственное, чем может тешить себя коронованное чудовище, которое они пожелали видеть своим правителем? Хенрей никогда не любил поединки.
Куда ему... Король-Демон медленно шел вдоль каменного кольца, опоясывающего Арену, помахивая в стороны тонким хвостом, толпа затихала, и он сквозь скою узорчатую каменную шкуру чуял на себе все три тысячи взглядов.
Человек ждал, рассматривая приближающегося монстра; он остался стоять на месте и тем унизил гордую тварь, которая, впрочем, уже воспользовалась лишний раз моментом, чтобы покрасоваться перед теми, кто с безопасной высоты наблюдал, затаив дыхание в сотнях глоток. Сплошное месиво кривящихся мерзких рож. Говорят, это лучший в мире мечник. А может, треплют языком почем зря... выпад.
Сбив шаг, демон едва отклонился назад, отшатнулся на лапах, вывернувшись из-под удара, метившего оцарапать лицо, отмахнул крылом, прочертивим песок кончиками фаланг, и удержал равновесие в совершенно невозможной позе, напал сам – быстрой серией верхних атак, сокрушительно сильных. В какой-то момент он с интересом взглянул в глаза человеку, отыскивая малейшие признаки страха, не нашел и, показав клыки, просто пихнул противника рукой, отбросив на несколько шагов.
...От ударов гудели руки, хорошо, выдержал клинок. За тычок он был больше благодарен, хотя чуть на завалился на спину, когда когти прочертили по незащищенной груди кровавые борозды. Сука, сука, сука, убьет же как нечего делать, его блестящую шкуру не пробить ведь просто так, его не ослабить кровопотерей от случайных порезов, и нечего надеяться на то, что тварь устанет. Разве только запутается в собственных крыльях... как обидно подохнуть вот так, но ведь, похоже придется.
Человечек заплясал вокруг, проверяя на подвижность и пробуя на прочность рыже-черную броню, даже несколько осколков отлетели, смешавшись с песком – король позволил это, ему было скучно. Все они нападали и защищались так, словно были учениками одного и того же нерадивого учителя, даже зверей убивать было интереснее, выходя против зверя, он хоть что-то еще чувствовал... проклятье. Хенрей, старый ублюдок, сколько уже можно набивать карманы за счет этих представлений... Неожиданно человечек нырнул вбок и с отстраненным интересом демон понял, что не успевает уже убрать крыло и отступить назад, ему для этого оказалось нужно сделать ровно на одно движение больше, чем у него было времени. Стальное острие тупо и сильно ткнуло под колено и, чтобы не позволить рассечь связки, он еще успевал просто упасть вперед, на это самое колено, обернуться и едва успеть перехватить опускающийся клинок враз онемевшей левой ладонью. Сыпанулись осколки, хрусткие, ломкие. Великолепно. Он аплодировал бы, не будь у него заняты обе руки. Перехватив собственный меч, победитель на долю мгновения еще раз посмотрел в нависшее над ним лицо – словно хотел зачем-то запомнить расширившиеся глаза, приоткрытый рот, как будто человек хотел что-то сказать, попросить, выкрикнуть, но нет, только судорожно выдохнул, когда сильный горизонтальный удар рассек ему живот и вывернул кишки на колени.
Медленно разжав пальцы, он отпустил лезвие, и противник, все еще сжимающий свое оружие, медленно завалился набок, замычал как животное, мучительно и утробно, когда его влажные внутренности облепил песок. Завозился, судорожно дергая ногами; демон оборвал унизительную агонию ударом острия в висок, а потом поднял голову, отсалютовал мечом, плеснув перед собой полукруг кровавых брызг – зрителям это безумно нравилось, хотя, кажется, куда громче бы они вопили, если б здесь сейчас лежало его собственное тело.
Выйдя с арены через открывшийся боковой выход, король вернулся в свою ложу, досматривать представление; его немного тревожила рука, говнюк точно перерубил сухожилия, но портить себе день и раньше срока возвращаться на утес Эмдах из-за этого он не собирался. С досадой вспомнив, что так и не сожрал освобожденную от плоти душу, и не знает ни имени, ни происхождения того, кто ухитрился пустить ему кровь, Ольдад окинул взглядом стайку окруживших его полуголых наложниц и, выбрав одну, отправил узнавать. Другой он отдал меч, перепачканный засыхающей кровью и дерьмом, и опустился на свое сиденье, уставясь вперед, на арену, вполуха слушая суету, что звенела вокруг браслетами и тонкими цепями его женщин. Впереди, за каменным бортиком и вычурной решеткой, медленно вышел на арену, перебирая длинными семипалыми лапами, черный кот, вытянул шею, принюхиваясь и его морду прорезала вертикальная алая щель пасти. Противника зверя не было видно, и король невольно перевел взгляд на свою ладонь; боль он чувствовал смутно, затупленно, не как чувство, скорее как надоедающий далекий звук, который было не разобрать и не понять, откуда он доносится, только вид выпирающих из раны белых обрезанных связок не добавлял воодушевления.
- Ваше Величество, гонец от дома де Гардис. – Склонившись, прошептала Миссаль, обдав пряным горячим запахом масла белого дерева, опустила глаза, удивленная, потянулась к его руке, но не посмела прикоснуться, - Вы ранены...
- Перевяжи пока, нужно шить, я думаю.
Чужака он учуял еще раньше, чем ему сказали о его присутствии. Статный красивый мальчик в камзоле с искусно вышитыми перьями, модными у знати в этом году, очередной светловолосый ублюдок Масара, король сбился со счета, который именно.
- Дело твоего лорда не потерпит до вечера? – Неприветливо оскалился демон, с досадой бросив взгляд на арену – там серыми клубками на песок выкатился десяток крыс-оборотней, те, кого поставили против шикарного сикхурского кота. Этот поединок мог бы стать крайне интересным.
- Лорд де Гардис передает вам свое почтение... - Склонившись, пролепетал юноша, судя по тому, как долго он пытался отвести глаза от существа перед ним, он впервые видел Короля-Демона в его истинном обличье так близко, - Лорд просит о вашем личном присутствии, несколько часов назад была убита Эсола де Гардис, пропали... некоторые ее внутренности пропали. Лорд полагает, имеет место некое запрещенное колдовство.
Несколько секунд Ольдад недоверчиво рассматривал гонца, недоверчиво и непонимающе. Он все не мог взять в толк, о чем именно идет речь, но наверняка узнал лишь одно – гордый Масар обгадился от ужаса, когда увидел, что сделали с его дочерью. Эсола, она была не самой слабой из потомков истинных магов, великолепная носительница дара Detinuimus, Управления, и он помнил ее.
- Хорошо. – Наконец, проронил демон, наблюдая, как на арене серошкурые низкорослые оборотни окружают огрызающегося хищника, -  Пусть Масар приезжает в Эмдах Гар, я сейчас вернусь туда, и труп пусть привезет, хотелось бы на него взглянуть... девочки, а вы отыщите мне капитана Мейра.

*     *     *

...И в смерти она была прекрасна. Теперь он ее вспомнил, три года назад, на маскараде, тонкую солнечную птицу в потоках шафранно-золотого шелка, она рассказывала о старинных картах звездного неба, о своей детской игрушке, маятник которой иногда перемещается, словно указывает на кого-то, странствующего вовне, и еще о своем отце, как будто о чужом человеке, рассказывала и смущалась, бледнея под роскошной гравированной маской. Она прекрасно знала, кто он, а он видел сквозь любые маски и все же они играли друг перед другом, и трепетала птица в его руках... он сделал бы ее своей наложницей, если бы не эти светлые глаза, если бы не мерзкая порода истинного мага, которая обрекала птицу на привязанность к совсем другому человеку. Масар молчал, но ему не нужно было говорить, чтобы демон увидел, что магу неприятно то, как он касается выпотрошенного обнаженного тела его дочери.
Хорошо уцелела только половина лица, вместо другой – месиво сгустков крови, мозга, зубов и костей, словно Эсолу остервенело били молотком или топором и после того, как она перестала двигаться. Ольдад без всякого интереса посмотрел в застывший приоткрытый глаз, бессмысленным движением чуть повернул ей голову, но что увидишь в спутанном комке крови и волос, когда каждый удар был смертельным?
Пальцами проведя ниже, от шеи к груди, демон взялся за безвольное плечо, показал, как ее, уже не сопротивляющуюся, повернули, забывшись, он сделал это пораненной рукой и к крови Эсолы добавились капли его собственной. Будто и не заметив, словно в порыве вдохновения, он продолжил сеять дорожку капель и прикосновениями отметил, как резали, как лежал нож в руке убийцы:
- Она уже была мертва к этому времени. Внутренности просто вырезаны, я не вижу следов колдовства... кстати, их не нашли?
- Нашли остатки. – Масар вскинул голову, словно давно ждал момента, когда можно будет отвести взгляд от тела; даже странно, Василиск и вдруг такой чувствительный, - И то, в чем они были сварены.
- Получается, он их съел? Кое-где примитивные племена жрут своих врагов, чтобы забрать их силу. – Демон усмехнулся, подняв взгляд на замершего в стороне Ригарда, - Но не здесь, не в вашем Фернасе.
В Фернасе только он сам ел человечину, и оба его визави это прекрасно знали, но ни один не рискнул напомнить... и, пожалуй, зря. Демона не оскорбляли подобные разговоры, и он с удовольствием рассказал бы, что в нем такого, во вкусе мяса их сородичей, но в зале нависала тишина, с пальцев все капала его горячая кровь, и без варварских обрядов настолько переполненная могуществом, что, казалось, она сейчас прожжет плиты пола.
Рваная косая рана уродовала живот, тянулась через впадину пупка, плохо отмытую от крови, уходила к паху и между краями красного высовывалась синюшная петля кишки.
- Пропала печень и селезенка? – Ольдад стоял над телом, но проверять и копаться во внутренностях явно не хотел, - Сердце на месте?
Истинный маг только кивнул на вопросительный взгляд короля, очень неподобающе, совсем не по этикету, но тот будто и не заметил. Знал, что сегодня де Гардис напьется от горя, и глупо от него в такой день требовать дворцовых ужимок.
Поманив за собой Ригарда, демон вышел прочь, отчего-то ему было противно смотреть на одного из злейших своих недоброжелателей в таком состоянии. Кто ж знал, что противоестественная страсть к собственным детям это у них семейное...
- Мейр, ты все понял? Если сможешь, приведи это сюда живым. Я сделаю так, что оно никогда не переродится – ни здесь, ни где-либо еще.

Обернувшись на плотно прикрытую Ригардом дверь зала, Король, кивком позвал его за собой в сторону, в длинный переход с витражными окнами с обеих сторон и заговорил только через десяток шагов, не желая, чтобы его слова становились достоянием прислужников истинного мага.
- Я могу сказать наверняка, что это чужак, в  культурной традиции Фернаса такого нет, до нынешнего упадка он пережил сильный подъем, который обесценил подобные примитивные верования. - Негромко произнес он, сдерживая шаги, чтобы вампиру не пришлось бежать, - Касаемо того, зачем и почему именно так, не могу сказать. Такие, как я, пожирают разумных созданий ради особенного вкуса, свойственного вам; ради памяти, заключенной в плоти – истинное удовольствие от трапезы способен получить только умеющий извлекать ее, например, я или Итредес, но интуиция говорит, что это не тот случай. Даже демон не смог бы без отвращения давиться вареной требухой, он бы приготовил нашу милую Эсолу куда изящней, поэтому я отправляю на эту охоту тебя, потому что тебе это должно быть под силу.
Остановившись в конце коридора, он обернулся на своего спутника; шевельнув крылом, милостиво заслонил его от солнечного света, бьющего в лицо.
- Отправляйся к де Гардису домой, там найдутся желающие отвести тебя на место, где ее убили. – Он рассеянно слизнул с пальцев кровь, провел заостренным языком по краю ладони и поднял ее, чтобы не капать на пол, глянул пронзительными алыми глазами, - И, Мейр, постарайся узнать о нем побольше. Мне тоже интересно, что это такое... если это окажется ведьмой, не огорчай меня. Есть еще вопросы?

Последним к гостю вышел один из старших сыновей истинного мага, распорядитель Кейлан, иссушенный годами, но не сломленный старец с величественным взглядом и нечеловечески сильным даром, который отозвался колотьем в суставах и на мгновение сжавшимися мышцами в мертвом теле вампира.
- Мы тоже хотели бы с ним поговорить, и не только, вампир. Ведь последним ее живой видел убийца. – Он говорил медленно, цедя слова, словно скупец бросает монетки, и от каждого веяло враждебностью и высокомерием, - На твои вопросы ответит Дани. Постарайся вернуть в целости, это имущество лорда.
Вперед услужливо вытолкнули нечто странное, расхристанное, с неубранными длинными патлами, наряженное в бесформенный балахон, под которым виднелись мужские сапоги и штаны, так что по одежде пол определить было никак нельзя. Существо, впрочем, не особо огрызалось, очевидно, было рабом или слугой и привыкло к подобному обращению. Слишком тщедушное и жалкое для человека, слишком высокое для крысы, оно молча уставилось в лицо Ригарду, так же оскорбительно, как и все, кто высыпал во двор посмотреть на королевского пса, прибывшего расследовать убийство.
- Я хочу увидеть место, где ее убили. Ты знаешь, где это? – Раздельно, опасаясь, что это странное Дани его не поймет, произнес вампир; оставаться в негостеприимных стенах де Гардиса дольше, чем это было необходимо, он не собирался.
- Да, провожу. – Остроскулая узкая физиономия качнулась, а потом, с оттяжкой, словно вспомнив, существо добавило высоким сипящим голосом: - Милорд.

Едва его спутники сели на коней, оно быстрым шагом двинулось вдоль забора дома Масара, обогнуло его и углубилось в запутанные улочки Виретта; походка у Дани была странная – семенящая, словно ему отбили яйца, буде они у него вообще были, кроме того, странный проводник горбился и иногда подергивал головой, как будто сам с собой разговаривал.
Иногда толпа позволяла переходить на рысь, но узкоплечая спина, обтянутая черной тряпкой, все равно маячила где-то впереди, Ригард едва не потерял тварь из вида, сориентировавшись только благодаря своему чутью. Наконец, оно остановилось около низкой двери ничем не примечательного дома, выпростало из рукава узкую длиннопалую кисть и толкнув дверь, указало вперед.
Снаружи солнце клонилось к закату, внутрь же помещения свет и вовсе не проникал; слишком темно для людей, но вполне ярко для нелюдей; они вошли. Дом начался с узкого коридора, сделанного не столько ради необходимости, сколько для тепла, дальше была кухня, на которой творился полный разгром. И еще вонь, насыщенная, колючая, она забила глотку сразу же, как только вампир попробовал воздух, словно оказавшаяся в незнакомом месте собака – запах застарелой, засохшей крови, ее было много, смешивался с запахом тлена и сырости, немощной старости и гниющих остатков еды. Место, где бастард истинного мага расстался с жизнью, можно было и не угадывать – дугообразные потеки крови на стене и потолке и темное пятно на земляном полу явственно указывали на то, где упала Эсола – прямо у порога одной из дверей, что вела в комнату; вероятно, убийца прятался за дверью или за проемом, дожидаясь, когда она подойдет ближе.
На массивном столе, косо отодвинутом к стене, царил полный разгром, как будто кто-то с размаху налетел на него и прокатился, увлекая за собой горшки и посуду; у грубо оструганной ножки, обсыпанной темной, грубо промолотой мукой, на полу виден был след – стол явно сдвинули во время борьбы, совсем недавно.
Подняв голову, Ригард почувствовал на себе взгляд и обернулся – так и есть, бесполая мразь стояла у входа и внимательно пялилась на него своими темными глазами, но лицо ее при этом ровным счетом ничего не выражало.

От удара голова у раба мотнулась как тряпичная и его бросило на стену, однако ни вскрика, ни даже вздоха Ригард не услышал, крысеныш только стер кровь из-под носа и стряхнул ее на пол, чтобы не пачкать одежду.
- Я был подарен миледи Эсоле и пятнадцать лет был ее слугой. – Объяснил он, ухитряясь выдерживать абсолютно бесцветный тон, безо всякого почтения, но и без вызова, покосился на новый вопрос, но лишнего говорить не стал, только сказал: - Сила миледи называлась Управление, она могла по желанию вызывать у людей разные... чувства. Обычно страх.
Упорство, с которым Дани каждый раз произносил это «миледи» наводило на мысли, что он едва ли относился к своей хозяйке, как к ненавистной погонщице, и это нельзя было не заметить.
- И что твоя миледи забыла вот здесь? – Бить крысеныша еще Ригард передумал, но тот все равно инстинктивно дернулся от широкого жеста, обведшего внутренности утлой хибары с земляным полом.
- Василиск приказал ей искать того, кто убивает и что-то делает с трупами, и миледи нашла его. Но не смогла поймать.
- И как он выглядел?
- Я не знаю, она одна пошла, вчера вечером. А утром я ее нашел.
- А какого демона она одна сюда пошла?.. Хотя что уж теперь. Ты знаешь, чей это дом?
- Нет.
Дани снова вытер нос и, стряхнув капли, молча смотрел снизу вверх на вампира, с какой-то фаталисткой покорностью ожидая, что еще он скажет или сделает, но нет, тот молчал и думал. Обернувшись на крысу, Ригард снова поймал на себе ее мерзкий липкий взгляд и медленно проговорил:
- Твоя Эсола плохо тебя воспитала, если ты за пятнадцать лет не уяснил, что твари вроде тебя не должны пялиться в лицо хозяевам. Еще раз забудешь об этом, выколю глаз.
Дани молча опустил голову в ответ. Казалось, все происходящее, кроме смерти магессы его только забавляет.

Найдя рассказ местных интересным, Марк приволок одного из них, чтобы тот все услышал сам, и, взяв за шиворот, впихнул в дом слабо сопротивляющуюся женщину, прикрыл за ней дверь, чтобы, если допрос затянется, не слышно было криков. Немолодая, но красивая женщина, даром, что одета в серое застиранное тряпье, молча оправила платок на плечах, неловко поклонилась Ригарду, мрачно наблюдающему за представлением.
- Повтори свой рассказ. – Негромко попросил мальчишка; одного роста с ней, он, тем не менее, мог убить ее за доли секунды, даже не дав понять, что происходит. И это она понимала, в Виретте даже в самые непокорные головы накрепко вбито, что такое королевская гвардия и что она спускается с утеса Эмдах только когда творятся действительно странные и страшные вещи.
- Здесь раньше жили мои соседи, милорд, - Голос срывался, но она старалась держать себя в руках, - Семья Вастлеров, сам он шорником был, а с женой его я часто виделась. Две недели назад, числа, получается, третьего, их убили, всю семью, а Мила затемно ко мне пришла, всех перебудила, синяя, в крови вся, еле ходила, а я что, помочь ничем не могу, муж к ним побежал, а там трупы только, дверь вот нараспашку открыта была. Говорят, стража ночью кого-то чуть не поймала, убийцу, стало быть. А Милка померла на рассвете... вы уж извините, милорд, что я вот так, по-простому, но, мне показалось, закоченела она прямо сразу же, и вспорота была так, что какой там ходить, человек и умереть должен был. Я слышала, на юге тела пот так неприкаянно ходят, и подумала грешным делом, что и у нас началось... гневается господь, гневается...
И она осеклась, онемела в ужасе, за болтовней только сейчас вспомнив, кому служит стоящий перед ней человек.

Двухэтажное длинное здание, совмещавшее в себе и казармы городской стражи, и тюрьму, примыкало к полуразобранной стене, доставшейся городу в наследие от безрассудных и темных времен, когда человечество, откатившись к своим примитивным корням, вновь стало думать, что от врагов можно спастись за каменной кладкой.
В большом зале под крышей, занимавшем сразу три узких окна, теплилась печь, высовывавшая в одно из окон суставчатую конечность дымохода – несмотря на тепло, стража довольно вольно распоряжалась углем, явно казенным, хотя без обогрева в каменном здании и впрямь было не жарко. Пара тусклых свечей разгоняла полумрак на краю длинного стола, несколько человек, не сняв свои костяные латы, играли в бирс засаленной колодой карт с непристойными картинками вместо фигур. У стены сидел, прислонясь к ней и полуприкрыв глаза, беловолосый мужчина; иногда он косо поглядывал на игроков, как будто хотел подсказать, но молчал. Кто-то ел, кто-то спал, устроившись на лавках вдоль стен, в дальнем углу слышалось хриплое похотливое дыхание, но женщина, которую оприходывали сразу двое, только молча косилась на кусок копченого сала, до которого все равно не дотянулась бы.
- К нам гость. – Вдруг произнес беловолосый, открыв глаза – мерзкого красного цвета, как у крысы. Неясно, из чего он сделал такой вывод, но по залу прошел шорох, крупный бородатый мужчина в доспехах с торчащей из-под кости металлической окантовкой, молча собрал свои карты и положил на стол рубашкой вверх, рядом со своим шлемом и снятыми латными рукавицами, подальше от сопартийцев.
Дорогу сюда Ригард знал уже давно, и всякий раз его никто не встречал, весь первый этаж был пуст, только подвывали и ругались в закрытых камерах пленники, обычно пьяницы и воришки, с клиентами посерьезней стража обычно не церемонилась, рубили на площади по соседству на потеху охочей до крови толпе или продавали. Поднявшись на второй этаж, вампир пинком открыл дверь, но не для того, чтобы показать пренебрежение, а просто от брезгливости; впрочем, судя по пятну въевшейся грязи, он был не первым.
- Ригард Мейр, капитан королевской гвардии! – Поднявшись с места, громко проговорил бородач, но явно не для приветствия, а для того, чтобы подчиненные, не знавшие посланца с утеса Эмдах в лицо, не сделали и не ляпнули ничего лишнего. – Какими судьбами в нашей караулке?
Десяток пар глаз внимательно обшарил фигуру пришельца и все вернулись к своим занятиям; трое любовников даже не прекратили своего занятия, только альбинос молча рассматривал Ригарда, чуть повернув голову, да что-то возилось под столом, явно животное, стучало чем-то твердым по доскам, ворчало, пока не получило пинок от одного из игроков.
- Садись, Мейр, в ногах правды нет. – Вампир, наконец, вспомнил имя этого капитана, Луций Хетель, за какие-то заслуги прозванный Луцием Хером.
Кивнув на свободный край лавки, бородач сел первым и жестом показал, чтобы его не ждали в игре.

Луций молча смотрел на прибывшего молодчика и думал только о том, что этому белоручке с королевского утеса, небось, и невдомек, что убийства в этом дерьмовом городе случаются каждый день. Но он кое-что помнил, кое-что, что не укладывалось в привычное течение будничных зарезанных, заколотых и загрызенных крысами.
- Думаю, мы начали находить их пару месяцев назад, ночью в городе крысы, а эти мелкие выблядки любят запах крови, поэтому каких-то тел мы попросту не досчитались. Удобно – сгладывают вместе с костями, и даже в яму нести ничего не надо... – Капитан усмехнулся, показав желтые зубы, хотя и знал, что тварь, сидящую перед ним, подобное не смутит, тварь эта, будучи куда опасней заселивших подземелье оборотней, и сама регулярно становится причиной, отчего на улицах утром находят трупы, - Одинаковые убийства, Мейр, я не могу сказать, где и сколько, я не веду их учет, я стражник, а не амбарщик. Дюжина, может, две. Одинаково бессмысленные, одинаково разрезанные тушки, признак, по которому в Виретте опять завелось какое-то дерьмо, а это уже было не нашим делом, мы тоже... белоручки. Хьюго доложил магикам, те в ответ прислали цыпу с ручной крысой. Я не знаю, что у нее там получилось, но вопросов она назадавала столько, что башка трещала, и, представь себе, все записывала себе куда-то.
Закончив такую длинную для него речь, Луций потянулся за кувшином, налил себе пива и с нескрываемым наслаждением выпил, вытер ладонью усы и добавил:
- Цыпа была из дома де Гардисов, ты бы спросил у них, что она разнюхала.

Ночь наступила рано, накрыла все разом, оставив только рисунки звезд в небе, фонарную желтую копоть на брусчатке, то был не свет – только имитация, но есть твари, которым и такого света достаточно, есть существа, которые и вовсе обходятся без света. Например, вампир Ригард Мейр и его механический конь.
Домой он вернулся скорее рано, чем поздно; для того, что Эсола собрала по этому странному делу, понадобился мешок, масаровской челяди было плевать на бумажки мертвой, и все щедрой рукой сгребли и отдали. Там нашлись целые ворохи разрозненных листов, ее записи, заметки, даже стихи – надо же, магичка была поэтессой.
Молчаливая служанка зажгла единственную длинную свечу в резном канделябре и удалилась, не собираясь досаждать хозяину угодливыми вопросами. Тусклый свет, не экономия, а необходимость; чувствительным глазам не нужно было его много, чтобы читать рваные строчки, выхватывать по нескольку слов, с досадой откладывать – не то, все не то. Эсола любила писать, и это было бы мило и трогательно, если бы у него не было сейчас вполне определенной цели.
Так прошел час, и свеча стала короче на два дюйма, когда тени в углах колыхнулись и забурлили; потянуло холодом – кто-то шагнул в комнату танцующим шагом, кто-то обошел Ригарда и присел на подлокотник его кресла.
- Имитаторы приходят циклично, возвращаясь каждые тридцать лет. Срок их пребывания не прерывался искусственно и составлял примерно восемнадцать месяцев, смысл этих периодов до конца не ясен, как и сила, отправляющая имитаторов. Я могу сказать наверняка, что они не опасны для метафизики нашего мира, однако я хочу получить тело этого существа и понять, что они есть и откуда пришли. Это ниточка, ведущая вовне, не хотелось бы ее потерять, времени им осталось совсем немного. – Прочел вампир, не обернувшись, и так прекрасно зная, что его слушают. – На что это похоже?
Вердика подалась вперед, и, скосив взгляд, он увидел ее профиль, удивленно воздетую бровь; зашуршал широкий разрезанный рукав, обнажая руку, одетую в длинную темно-синюю перчатку с обрезанными кончиками пальцев, изящный вызов виреттской деспотичной моде, но без обнаженной кожи Дика почти слепа, как обычный человек. Ей нужно касаться, и она мягко разгладила прошитый сверху отогнутый лист, задержала пальцы.
- Зачем тебе нужны записки женщины, которая уже мертва? – Холодно поинтересовалась она, играя с бумагой, переламывая ее край, но это ничего, у нее всегда такой голос, как будто она едва сдерживает свою ледяную полузлость, полуревность. По крайней мере, этот тон у нее предназначен только для тех, кто ей небезразличен.
Отвечать не обязательно, проницательная, как сам дьявол, Вердика не любит ответов, ей интересней догадаться самой, и, разворошив сложенную стопку отвергнутых Ригардом бумаг, она прислонилась к спинке кресла, все так же сидя на подлокотнике; слышно было, как скрипнул ее корсет.

«…и печень, равно как селезенка и большинство органов, в животе расположенных, черпают жизненное начало из Первоисточника. Они – Носящие Жизнь. Вынутые из тела, выпаренные и прогретые в течение Особого времени, они очищаются от грязи телесной, и жизнь первоисточная, что в них содержится, войдет в поглотившего их беспрепятственно и мгновенно; к годам его прибавится вчетверо, ибо то – Чистое начало.
Но следует блюсти осторожность, пока приготовление не завершено и готовое не съедено. Оболочка органа истончается, и Жизненное неустойчиво в нем, может наружу выплеснуться и уйти, как из пробитого шара воздух. А может и обратно вернуться, туда, откуда орган Носящий отделен был.»

Старый и жестоко измятый лист с этими странными строчками был словно тайком вырван из какой-то книги, угодившей в руки женщины-бастарда, но которую она не смогла получить целиком. Озадаченно повертев клочок в руках, Ригард протянул его подруге:
- Дика, что это?
Рука чуть мазнула по щеке, нарочно, потому что перчатки у нее шелковые и невообразимо приятны наощупь.
Странен был этот союз двух хищников, не любовь и не брак, не дружба, а что-то между, какая-то странная, противоестественная для их рода потребность друг в друге, и даже не в разговоре, в присутствии, в близости, в глубинном и необъяснимом родстве. И то, как она грациозно играет с бумагой, как хмурится и прижимает ее к лицу, прикрывая глаза – череда странных жестов, на которые он бы хотел смотреть вечно, не касаясь и не прерывая.
- Это лист из незаконченной книги «О природе жизненного начала», написано каким-то старым уродом, который подсматривал за нами и иногда мочился в подштанники.
Бросив порядком измятый обрывок на стол перед Ригардом, она ушла, уселась на диванчик за спиной вампира, поджав ноги в узких сапожках.
- Дика, зачем ты пришла? – Он все же обернулся, не собираясь гадать, надеялся, что скажет.
- Хотела, чтобы ты мне почитал, а ты занят этим...

- Маги – мерзкие твари. – Вместо ответа проговорила Вердика и, нахмурясь, уставилась на свои руки, - Им нет дела до тех, кто умирает за них и рядом с ними, поэтому я думаю, что, если туда отправилась одна из них, эти существа... кстати, весьма любопытные, на самом деле являют собой угрозу. Для чего-то они опасны, взгляни, даже наш король проявил интерес... как думаешь, а он сам не отправился на охоту, пока все любопытные глаза следят за тобой?
Разрозненные записи и ей самой не дали ничего определенного, но желание помочь зставляло думать об этой новой сущности, о новом существе, что ступило в город, сделав его еще более поганым местом.