Black&White

Объявление



Добро пожаловать на ТРПГ Black&White, друг.

Это авторский мир на стыке темного фэнтэзи, готического хоррора, мистики и стимпанка, этот мир, который они зовут Фернасом, уже переступил черту гибели, это – бытие после смерти, тягостное, бессмысленное, и безжалостная длань окончательного умирания надо всем. Ад, настигающий при жизни, не оставляет ни единого шанса остаться белым, нетронутым, чистым; каждый герой – отрицателен, каждый поступок – зло, все помыслы черны, но не осуждай их: и после конца света никто не хотел подыхать.



Земля без надежды
Властители, герои и крысы Фернаса
ЗемлиНародыИсторияКарта
Магия, механика и хаос
Анкеты

Написать администраторуГостевая
ПартнерствоРекламный раздел

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Black&White » Письма и личные записи » Змеиное гнездо


Змеиное гнездо

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Вот зажгу я пару свеч - ты в постельку можешь лечь.
Вот возьму я острый меч - и головка твоя с плеч.

Старинная считалка

Прикусив губу - безобразно раздутую с рождения, как пчела ужалила - Альди сел перед очагом и помешал в нем кочергой. Вверх, к каменному своду топки метнулся сноп искр, затрещало пламя. Охнув, крысенок дернулся в сторону, но, выждав, поддернул халат и пополз к камину снова. Железным крюком подцепил разваленное огнем полено, выгреб из-под него горстку забелевших от жара углей. Сопя, подхватил каминные щипцы - а потом, неловко дергая плечом, побросал угли в горшок. В тусклом их свечении на глиняной горловине обозначились ушки - через них Альди продел проволочную ручку, подхватил ее и побежал к лестнице, по ней вверх - гладким крысьим бегом, будто скользя над ступеньками. Так он проскочил спальни на четвертом этаже, мастерскую на пятом и оказался в завешанной грязными коврами мансарде. Здесь было совсем темно, но Альди все хорошо видел: мерклый свет, льющийся с террасы, отражался в его глазах алыми огоньками.
Выйдя под холодное звездное небо, Альди накинул на светильник кусок гобелена и подошел к хозяину. Господин Марис сидел на терассе в высоком кресле, накрытый толстым одеялом из шкур; за шкурами была резная скамейка для ног, а под ней - грелка с остывшими углями. Альди только взялся за одеяло, чтобы заменить горшки, как Марис заговорил.
- Оставь… Не надо.
- Господин! - заволновавшись, Альди поставил горшок на тесаные камни, встал у изголовья. Марис ворочался на кресле, не открывая глаз, бормотал что-то несвязное - худой, с острыми скулами, мокрым от пота лицом. Тяжко ему давалось волшебство. Летал господин коршуном в небе, бегал мышью по стропилам, какими глазами только ни глядел на свет - и таял день ото дня. Точило его искусство Одержания, как серая лихорадка.

Жалость с любовью переполнили Альди, и он, не утерпев, заскулил и принялся слюнявить пальцы - тут-то Марис и очнулся, открыл глаза.
- Чего ноешь? - спросил он хриплым взрослым голосом. Посмотрел на слугу, на горшок с углями и вдруг озлился.
- Зачем в очаг лез, мученик? Я тебе запрещал ведь! Палкой отходить?
- Отходите, господин, ваша воля, - забормотал Альди. - Только без тепла никак… Дыхание застывает, глядите, ночь морозная.
Марис выругал его куском дерьма с дерьмом вместо головы и зашипел, пробуя подняться.
- Ноги! Ноги разомни мне, дурень!
- Сейчас, сейчас, господин.
Пока Альди растирал ему ноги, Марис сидел нахохлившись, завернувшись в шкуры по шею. Был он старше крысы года на два, на голову выше и куда как шире в плечах, но сейчас хозяин и слуга казались сверстниками.
- Отец едет, - ровным голосом сказал Марис. И продолжил, когда Альди поднял глаза: - Я видел, когда в сову перешел. Летал над озером… Его повозка, герб.
Альди поглядел на занавешенный светильник - с обрывка гобелена скалилась пустоглазая золотая змея.
- Лорд увидит, как вы трудились. Сколького достигли. Научит вас новому.
Мариса передернуло - неясно, от холода или злобы.
- Я ему и нужен, возможно. Я, Хоран, еще Бригита. А остальные… Приедет, скучать будет, замучает кого.
- Не замучает. Вы, господин, после искусства своего утомились, вот и сердитесь.
- Я-то... А когда лорд твой сердится, из подвала кровь ведром таскают. Да ты сам знаешь, шушукаешься со своими - дворней, девками кухонными. Овец стадо, вот вы кто. И я как овца.

Альди почуял, что вот-вот - и на хозяина нападет тоска. В тоске Марис был нелюдим, мог и от еды отказаться, а допускать того было нельзя. Подумав, Альди вновь заскулил - мерзко, со ржавой скрипучей ноткой. Это сработало - рявкнув, господин пнул его отошедшей от колотья ногой, свалив при этом скамейку с горшком. По полу рассыпался холодный пепел, а Марис как будто очнулся.
- Не хнычь только, не терплю. Ладно, хватит наперед думать. Посмотрим, как будет.
- Конечно, господин, - радостно поддакнул Альди, поднимаясь на ноги и отряхивая халат. - Все хорошо случится!
- Есть хочу, - мрачно сказал Марис. - Тащи снизу мяса сушеного и решетку неси. Испечем прямо тут еды, на твоей грелке.
- Сейчас, господин, одним мигом! - затараторил Альди, не веря своему счастью. - Лучка принесу, лепешек черемуховых. Вы только осторожно… Рассыпалось тут, я приберу.
- Ты беги давай, - хмыкнул Марис добродушно. - Скорее, а я угли раздую.
Крысы как не бывало - юркий Альди поскакал вниз, в кухонные кладовые, перепрыгивая через ступеньки. Свалив одеяло на пол, Марис встал с кресла, потирая поясницу и щурясь на светлеющий край неба. В Виретт возвращалось солнце, а за ним следовал хозяин Окраинного Дола, жестокий лорд Готхиро Суи.

Отредактировано Aldi (2016-06-23 12:43:15)

2

Есть ли я? Кто я? Это зеркало, это мука неизъяснимости. Пустота, отражающая саму себя, сколько ни вглядывайся в эти черты, в это безумное и странное лицо. Глаза будут прозрачными зеркалами, талая вода прольется по щекам.

Повозка, запряженная четверкой механических единорогов, издали казалась медленной точкой, вблизи оказывалась ураганом, сметающим все на своем пути. Мягко раскачиваясь на неровностях дороги, она двигалась во главе целого пыльного вихря. Медлительные коровы, лежавшие у дороги, подняли головы, меланхолично наблюдая, как пастушонок, бредущий через дорогу с корзинкой, поворачивает голову и, беззвучно открыв рот, наблюдает, как из пыли вырываются тонкие ребристые головы со щучьими профилями, с короткими шипами рогов, слепые, совершенно слепые. Острые копыта разбрызгивают что-то, разметывают, давя, а потом налетает громада кареты и исчезает в пыли, уносится вдаль.
Виретт встретил одного из своих лордов с царственным равнодушием. Ничего не произошло, когда, сбавляя ход, механические единороги пронеслись под аркой, где черный камень оживал грубо вытесанными мордами быков. Никому не было дела до того, что в дом Суи вернулся его глава – механические птицы уже давно увидели карету и те, кому это было интересно, уже знали о возвращении Готхиро, и каждый, кто следил за городскими сплетнями, не мог не задаваться вопросом, куда уезжал двуединый лорд и отчего, вопреки обыкновению, сразу в обеих своих ипостасях. Но скрытная тварь не раскрывала своих планов и оттого был подлинной неожиданностью звон колокольчика, который слышен только чутким крысьим ушам, который мучает и жжется, и проникает сквозь любые стены.
И во мраке покоев лорда, который не был мраком лишь для чутких крысьих глаз, тот не ждал его, одурманенный наркотиками, истинный маг в женском платье с незатянутой на бледной груди шнуровкой, полулежал на постели и слушал, как он же сам играет на клавесине, лихорадочно, слишком быстро и немного мешая ноты – что-то ужасно древнее, оттого чуждое слуху.

3

Когда Марис забылся сном, солнце уже выползало на небо - налитый кровью глаз, подернутый, как бельмом, сизыми облаками. Альди скатился по лестнице, юркнул в свою каморку и там переоделся: сбросил с плеч старый дерюжный халат, надел праздничный - темно-синий, с вышитыми по истертому шелку звездами. Вскоре он уже был на детской половине - одевал, увещевал и утешал. Бледным призраком скользил из комнаты в комнату, а с ним следовало его верное войско: Гвенну, дочь старшей ключницы, и Малка с Шемлой, две крысы-служанки. Был в их отряде еще и дядька, старый Микел, но тот спал на своей койке в ботинках и одежде. Бражным духом от него разило так, что будить Микела было делом неразумным.
- Господин Эрин, поднимайтесь, утро светлое, радостное, - щебетал Альди, подскакивая рядом с кроватью, рисуя гребнем какие-то знаки в воздухе. Служанка раздергивала шторы, в солнечных лучах плясали пылинки. - Лорд Готхиро едет, отец ваш. Камзол вы наденьте вышитый, господин, отца порадовать. Ну и что, что рукава, мы их подколем, чулки вот, извольте…
И Эрин, капризный и надменный в другое время, подчинялся. Хлопал длинными ресницами, давал нарядить и умыть себя, покорно сидел, покуда его расчесывали гребнем. Альди перебегал в следующую спальню на стороне мальчиков, Гвенна шла к девочкам и всюду их встречало то же: смирные растерянные дети, послушные слову слуг, готовые мыть лицо и надевать пышные платья, пропитанные от моли и клеща лавандовым маслом. Никто не хохотал и не драл Альди за волосы, не просил ручную сороку в клетке - еще вчера было бы так, но не сегодня. Сегодня имя Готхиро Суи ходило по поместью шепотом, перемолвками, а по пятам за ним следовал страх. Бастарды-недолетки смотрели на Альди - одинаково синеглазые, с прямыми смоляными волосами - и надеялись, что тот их защитит. Он, сестры-крысихи или девка Гвенна, а то и старенький дядька Микел. Не всерьез надеялись, но без надежды не проживешь. Альди тоже надеялся.

“Все славно, ничего не случится”, - повторял он про себя так часто, что в конце концов устал. Потом вдруг подумал, какие его господа красивые: храбрый Марис, вредный Эрин и добрая Бригита, и Хоран, и Хора, они все. “Красивее звезд и стеклянных шариков, и заката, и весенних жуков с прозрачной спинкой. Наверное, нигде нет такой красоты, только в доме Суи. Может, еще где-то в Хаосе, кто знает”. Эта мысль отчего-то успокоила его, и работал Альди спокойно и несуетно, так что успел устроить завтрак и навести в детских порядок до приезда лорда. Потом его воспитанников забрал учитель, и Альди занялся уборкой. Звонок застал его на кухне.
- Конюх-то начал им ходули оттирать, - гнусавил Слимо, лакей с бородавкой на носу. - Тряпку в корыте отжал, а кровью несет - ну, верно бойня. И вода…
- Собаку стоптали, поди, - хрипло буркнул Микел. Слимо насмешливо поглядел на него и пропихнул в нос палец так глубоко, что бородавка его оттопырилась и набухла черной ягодой.
- Ага, собаку ему. Ты дальше-то слушай. Пошел, значит, конюх...
Альди, начищавший котел, взвизгнул, схватился за волосы. В голове его, за левым ухом, словно забился медный язычок - звяк, звяк. На каждый звяк ухо отзывалось острой, как от иглы, болью.
- А, чего он? - не понял Слимо.
- Так хозяин позвал, видать, - разъяснил Микел, глядя на крысу с гадливой жалостью. - Ты про конюха давай.
- Ну вот и толкую. Конюх-то наш, голова ушатом…
Задергавшись, как в падучей, Альди бросил гулкий котел и понесся наверх, помогая себе руками на высоких ступеньках. По пути боль отступила, и к покоям лорда Альди подошел тихим шагом. Затаив дыхание, шмыгнул в приоткрытую дверь: там, за ней, клубился сладкий туман и дрожала в воздухе мелодия с ломаным ритмом, которой Альди, хоть режь его, не сумел бы подпеть. Приподнявшись, лежал на подушках Готхиро, и бил по рядам клавиш он же, двуединый, великий, истинный. Облизав губы, Альди склонился - низко, так что волосы упали ему на лицо.
- Господин… Господин звал меня.
Альди знал, что взгляды лорда теперь обращены на него и думал: только бы не приказали поднять глаза, не нужно, лучше бы не приказывали. Лишь бы он не был виноват. Лишь бы пахучий дурман не разозлил лорда. В памяти стояли синие, как цветы степной повилики, глаза, за которыми была пустота. А за ней - огонь.

Отредактировано Aldi (2016-07-03 00:45:43)

4

Клавесин звучал низко, глубоко, словно вода там, под землей, пробивала себе дорогу и падала в предательски подставленную пропасть – снизу вверх, потом сверху вниз... ведь, как говорят, там, внизу, есть другое, перевернутое небо. Пальцы вжимали костяные спинки отполированных клавиш, некоторые уже потеплели от прикосновений и дыхания... глубинный темный поток прорывался наружу и ввысь, и, возвышаясь, мелодия билась в припадочном стаккато.
Страха нет.
Внутри совершенно нет, но он служит одеждой, он облегает кожу, он в каждом взгляде, обращенном на него, он в каждом боязливом вдохе, он колотится в сердцах тех, кого он убивал, тех, кем повелевал и даже тех женщин, которых он любил и которые рожали ему, рожали и рожали... бесполезные отродья. Ублюдки с гнилой половинной кровью, они содрогаются перед ним, но он представления не имеет, почему, как это, потому что не умеет, не представляет и сам в этом виноват. Инстинкт самосохранения он выдрал из себя своими собственными руками.
Умирать не страшно, умирать – это наполовину.
На-по-ло-ви-ну – повторил клавесин, настойчиво и невпопад, прервав течение музыки по нотам, которые Готхиро помнил наизусть, прервал и продолжил с того же места, где текучие звуки карабкались куда-то вверх, вызывая мучительное тянущее ощущение в груди, как будто миг, предшествующий избавлению от чего-то, миг предвкушения...
Он пошевелился, рассмеялся легкости и пустоте, обретенной в синеватом дыму, поднявшемся над жаровней углей, приподнялся на своем ложе, обтянутом шелком, который расцвечивали редкие темные пятна. Пальцы зашарили по груди и ослабили шнуровку... рассмотрев, что на нем, маг рассмеялся еще – он не знал, почему и не помнил, что делал, но ему было слишком легко и беззаботно, чтобы молчать.
Крыса стояла у двери безмолвным укором – зачем пришла? Музыка споткнулась – это он посмотрел от клавесина, недоумевая, но в тот же миг вспомнил, увидев на полу у ножки кровати брошенный колокольчик, зачарованную вещицу, которая была невыносима для этих тварей.
Шатаясь, Готхиро начал подниматься, взялся за кружащуюся голову, вздохнул и встал, чтобы нетвердым шагом дойти до стола и зажечь от жаровни короткую свечку. Сферы в клетках под потолком напрочь сжирали ее тусклый свет, но он ему был и не нужен, только жар, чтобы растопить сургуч... конверт, где же он был?
Мысли вернулись назад, к кропотливой писанине и нескольким отвергнутым вариантам, после которых он и бросил в огонь щепоть саттхеи. Это письмо должно было сделать нечто очень важное, нечто, о чем не было сказано напрямую, но что скрылось между строк, свилось ядовитыми золотыми змеями. Путешествие истинного мага было удачным. Оно закончилось среди камней и пустоши, и так странно было видеть среди разорения, остовов деревьев на широкой тропе изящную карету, могучих и неживых механических единорогов, застывших без движения. Этому месту следовало бы быть пещерой, лазом, укрытым от праздного взгляда, ему следовало бы быть заброшенной крепостью, где слышится плач тварей пустоты, ему нужно было бы быть густой порослью, которая бы скрывала запретное, скрывала тайное, но все тайны оказались вывалены на всеобщее обозрение, точно внутренности выпотрошенного тела. Оно сидело внутри круга, выложенного из камней, на ветру, что нес пыль и листву, оно глядело на приближающегося человека... нет, сверхчеловека, следующий шаг эволюции, совершенный безумно давно, руками гениев и ученых, своими длинными глазами оно глядело на истинного мага, и, кажется, видело его насквозь. Что было потом – неведомо никому, кроме Готхиро, его лакеи и старик, что вел карету, молча ушли за ее покатый бок, не желая быть свидетелями тому, как бесконечно он перерождает себя, как визжит безымянное Оно, как все заканчивается в пыли и крови и в лежащем на земле предмете он узнает какую-то новую правду, ту правду, которая была принесена в Виретт и стала ядовитым шипом – свойство совершать подобную метаморфозу свойственно Городу Ворона.
Сургуч разогрелся, текучей соплей пролился на край конверта и был прижат прикосновением перстня с двухголовой змеей без хвоста. Маг обернулся – зашелестели темно-синие и черные полосатые юбки.
- Ты, мразь, вечером отнеси его барону Кревенцу в Дом Жезлов и Лилий. Сейчас позови сюда Мариса. – Слова обронены скупо, словно для мрази их ему жалко тратить больше, чем нужно.
Это все его сестра. Его глупая младшая сестра.
Маг опустился на кровать, прикрыл глаза и смотрел на клавиши, слушая, как мелодия, что жила под его пальцами, превращается в ручей, в зубчатую ленту, цепляющую что-то внутри, тянуще и болезненно.
Эта сука. Они все.
Они хотели, чтобы он умер, они все сожалели, что он не умер во младенчестве, теперь они не знали, как его убить и, как могли, пытались использовать последнее оружие, которое оставалось в их руках – тщились вызвать гнев Короля, который, как они верили, сумел бы убить все, что рождалось под этими небесами.
Глупцы. Такие же, как Сейлем... как она могла оказаться одной с ними крови? Белокурая дурочка, от которой только и толку, что лилии на гербах присягнувшей ей знати.
А страха и впрямь нет. То, что сделало его таким, оно одной крови с Королем, может, ему и не под силу распутать этот узел колдовства, не может же он освободить себя от служения их жалкому миру. А это значит, что он, единственный из всех лордов Виретта, подлинно бессмертен.
Готхиро рассмеялся хриплым, страшным карканьем. Дверь едва слышно скрипнула петлями – это крыса уходит или тот, ублюдыш, уже пришел? Как его...
- Марис?

Отредактировано Gotkhiro (2016-06-22 05:29:10)

5

Спускаясь на третий этаж, Альди запутался в одежде - прижал длинную полу носком башмака и рухнул с лестницы. Крысиная ловкость почему-то оставила его, и он прокатился по ступеням половину пролета, напугав кухарку - но тут же вскочил, легкий, как кошка, слизнул натекшую на губу кровь и ринулся в комнату Мариса. Тот спал, разметавшись по перине, свалив под ноги меховое одеяло - то самое, в которое кутался на террасе. Упав на колени, Альди схватил господина за плечи и провыл ему в самое ухо:
- Господин, проснитесь! Проснитесь!
Марис в ответ на это хмыкнул, как бы приняв слова слуги к сведению, но продолжил спать. Тогда Альди начал его трясти - молча, с каким-то исступленным чувством. Сил в щуплых руках оказалось неожиданно много: голова Мариса ударилась о подушку раз, другой, он открыл глаза и тут же схватил крысу за волосы.
- Чего творишь? - прохрипел бастард. Увидев измазанное в крови лицо слуги, Марис разжал пальцы.
- Били тебя? Кто?
- Я сам, ступеньки это… Господин, вас лорд требует! Спешите!
Марис нахмурился и рывком сел на кровати - сон с него слетел тотчас же.
- Помогай.
Альди заметался по комнате: подал белье, сдернул с вешалки камзол, бросился за щетками. Действовали хозяин и слуга слаженно и быстро: один тянул через голову ночную рубашку, другой подавал дневную, один наворачивал на штанину чулок, другой стягивал его подвязкой. Еще и говорить успевали.
- Лорд не в себе нынче, - шмыгая вытертым носом, бормотал Альди. На шее его болтался господский платок, всученный Марисом насильно. - Дикой травою дышал, то веселый, то злой.
- Он всегда не в себе. Ну и вот, себя ищет, - непонятно сказал Марис, надел туфлю и притопнул каблуком-шишкой. - Или бежит от себя, не поймешь. Раздавил бы кто змейку из жалости.
Альди, чесавший хозяину волосы, сперва не понял этих злых и опасных слов, а поняв, заныл от страха.

- Марис, собирайся. Пойдешь в услужение, - лорд говорил с кровати, лежа навзничь среди подушек и мятых, сбитых кое-где в узлы покрывал. Слова он складывал лениво и как-то неохотно, точно берег их. Двумя руками лорд прикрывал глаза, две другие скользили по мануалам клавесина: время от времени Готхиро касался клавиши и вверх слетала прозрачная дрожащая нота, путаясь в дыму и шелковых завесах. Такое уже и музыкой назвать нельзя было - и от этого почему-то делалось страшнее. Альди скорчился в углу, зажав лицо в ладонях - дурманящий дым плыл тяжелыми клубами, в носу свербило и дергало.
- Как прикажете, отец, - Марис стоял прямо, чуть склонив голову и глядя под ноги, как послушный, вежливый отрок.
- Барон Кревенц теперь над тобой властен, слушай его. Поможешь ему в делах, проявишь свое искусство. Не подведешь. Время у тебя есть… Этим вечером крыса несет письмо. Наутро же будь у барона.
Не двинувшись с места, Марис покосился на Альди - тот встрепенулся и захлопал глазами.
- С вашего согласия не буду тратить время барона, отец. Отправлюсь с крысой.
- Воля твоя. Тогда вечером.
- Могу ли взять комнатного слугу?
- Бери, раз нужно...
Повисла тягучая пауза. Готхиро заскреб рукой, отбросил подушку и сел в своем ложе. Глаза его невидяще уставились на бастарда, губы шевельнулись и застыли в гримасе - не то насмешливой, не то жалобной. Посидев так, лорд поднес к лицу ладонь, оглядел ее и осторожно погладил свою щеку, словно проверяя, на месте ли она.
- Отец, дозволено мне спросить? - голос Мариса прозвучал так громко, что Альди прикусил палец.
- Говори, - хрипло отозвался тот, кто сидел за клавесином.
- Какую работу назначит барон?
- Поставит тебя при зверинце, - лорд тронул клавишу и инструмент отозвался тонким хрустальным звуком. - Новым его тварям нужно особое обращение. В одиночку он не сладит, с тобой - вполне.
- Какие-то звери из Хаоса? - озадаченно спросил Марис. - Но мой дар, отец… Я не могу направлять разум, подчинять зверя своей воле. Только смотреть его глазами, слушать…
- Довольно.
Сердце в груди Альди, стучавшее барабанчиком, вдруг обмерло и ухнуло куда-то вниз. От постели лорда пошла вперед страшная незримая сила. Прокатилась волной неясных шепотов, отозвалась в руках горячей яростной болью - и схлынула. Сдержав в горле крик, Альди посмотрел на Мариса и увидел, как побледнел его господин.
- Это умные звери, - произнес Готхиро задумчиво. - Умнее многих, умнее Кревенца… Но и ты не дурак. Ты не подведешь.
- Не подведу, отец, - прохрипел Марис.
- А теперь иди и не докучай мне, - тихо приказал лорд, и вдруг, дернувшись, завопил на два звенящих от ярости голоса: - Убирайся! Вон, тварь, пока я не раздавил тебя!

Марис вылетел из покоев, тяжело дыша, прошел несколько шагов по темному коридору и опустился на пол. Альди прикрыл дверь, неслышно подбежал к хозяину и сел рядом.
- Обопритесь на меня, господин, - зашептал он. - Я тут, протяните руку.
Марис послушался и крысенок потащил его на себе, мелко переступая ногами в стоптанных башмаках. Вдвоем они доковыляли до лестницы и остановились перевести дух. Из проема между перилами, точно со дна колодца долетали тихие звуки: перезвон посуды, чьи-то окрики, визгливое пенье скрипки - это мучил учеников танцмейстер. Альди подумал, что если бы не вонь дикой травы, отбившей ему нюх, он учуял бы воск и масло, которыми натерли лестницу, капустный дух похлебки, что варили на кухне и десятки иных запахов, к которым привык, без которых не мыслил жизни. “Это мой дом, - подумал Альди. - Дом моего господина. Доведется ли побывать в нем снова?”
- Тебя саттхея не берет, что ли? - хрипло спросил Марис.
- Нет, господин, только чихать хочется. Может потому, что я крыса.
Марис пробормотал что-то невнятное и попробовал подняться.
- Письмо это. Оно у тебя?
- Да, вот...
- Оставь пока.
Усадьбу они покинули в сумерках, когда в домах стали зажигать свечи и раздергивать шторки светильников. Марис шел налегке, хмуро бормоча строки письма - он прочел его в спальне, сняв печать раскаленным ножом, а после налепив снова. Альди спешил следом, волоча с собой походный ларец.
- Подумай только, - говорил Марис. - “Годом ранее, не имея возможности удовлетворить вашу просьбу...” Или год назад меня тут не было? “Владеет искусством, подобным моему...” Зачем эта ложь? Чего он хочет?
- Лорд задумал интригу? - бесхитростно спросил Альди.
- Да уж наверное. И нас он первыми под нож пустит, но только кто мы в его планах? Шпионы, воры? Или убийцы? Хотя какие из нас убийцы…
Так, беседуя вполголоса, они вышли к торговым рядам, от которых до замка Жезлов и Лилий шла прямая дорога. У съестных лавок оба завертели головами - тут торговцы готовили снедь на продажу: коптили рыбу на вкусном дыму, жарили горох и зерно, срезали длинными стружками мясо с вертела.
- Да вы не горюйте, господин, - сказал Альди. - Как быть, придумаем. Вы умный, а я… я вас защищу, случись что. Вы знаете, я в бою ни человека не боюсь, ни собаки.
- Ну да, - хмыкнул Марис. - Барон выяснит, что я никуда не годен, разозлится и кинет нас в бойцовую яму. А ты там всех победишь. Как в песенке про бродяжку Савой и ее верную крысу.
Альди, не заметив насмешки, кивнул.
- Ладно уж, верная крыса, яиц печеных купить тебе? Или вот лацерта на палочке - будешь?
Альди принялся кивать так яростно, что на ларце его защелкал о крышку замочек.

Отредактировано Aldi (2016-07-02 10:23:37)

6

Площадь Вьор, изваяние безумного, вскинувшегося на дыбы чудовища отбрасывает тень на плоское подножие, словно раздавленное огромным весом. Длинная голова со слепым клювом уставлена в небо, ворох гибких щупов под клювом растопырен в стороны, сильные длинные лапы с выпущенными когтями неподвижно молотят воздух. Жирное раздутое брюхо подперто несколькими костылями, каждый волокла на место пара быков, пока тварь ставили на пьедестал.
Говорят, под камнем оно живое.
Старики помнят, что оно было живым. Было, до тех пор, пока не встретило истинного мага Масара, который обратил его в камень и пожелал установить свой трофей здесь, где высятся Дома Лилий и Дома Львов, где живут вассалы его дочери и жены. Барон Лилий и Жезлов принужден каждый день видеть из окон своей опочивальни уродливого агонизирующего монстра, застывшего в темном базальте, и ничего не может с этим поделать.
Под статуей часто собирались нищие, но сейчас сидел только один попрошайка, что все кутался в длинную тряпку, пряча лицо – то ли мерз, то ли прятал от прохожих какое-нибудь уродство. Прятать, верно, получалось хорошо – в глиняной миске блестело несколько монет, кто-то прошел и бросил кусок хлеба. Попрошайка подался вперед, протянул руку, достал и медленно принялся есть. Под тряпкой только блестели глаза и, пока жевал, он не отводил взгляда от высокой резной двери, оказавшейся ровно напротив. Наконец, резные украшенные ступени пересекли двое, открылась створа с переливающимися лепестками... попрошайка бессильно уронил голову на руки, сжал худыми кистями плечи.

Он входил в их тела так же легко, как человек надевает перчатку, менял все, как подмастерье кукловода меняет задник между актами – вот зрители видят синее небо и зеленые горы, золотой замок прекрасной Рин-Рин, а вот в оторопелые лица уже глядит ничего не выражающее бледное лицо с холодными синими глазами и все растворяется в нем, и все тонет быстро, как монетки в фонтане... Брось одну на счастье, чтобы вернуться в собственное тело. Брось в его бутафорскую миску на площади, пока он замер и не глядит, брось, брось, брось...
- Я пришел, барон, по велению лорда Суи, - услышал Марис свои собственные слова; в кабинет бастарда Сейлем его пригласили сразу же, и барон – грузноватый мужчина со светлыми волосами, внимательно читал письмо, и сломанная печать со свернувшейся змеей крошевом лежала на столе перед ним.
- Ваш отец отозвался на мою просьбу, - Кревенц Даир потряс письмом, поясняя причину этого странного визита. – Я просил его прислать мне в помощь кого-либо из его потомков с даром, подобным его собственному, но я представить себе не мог, что он пришлет вас. Мы с вами почти что братья, Марис, наша половинная кровь сближает нас более, чем разнят нас наши фамилии... мда, неловко выразился. Прошу прощения.
- Зачем я вам?
И против воли изгибаются губы в жесткой усмешке. Холодно в груди и холод тянется от сердца выше и ниже, промораживает – еще немного и, не удержавшись, Марис перестанет слышать, о чем с ним говорит барон. Это обморок внутри собственного сознания. Страх сдавливает горло. Чужие пальцы касаются кружевного жабо, ослабляют тугую ленту.
- Позвольте, я вам покажу, идемте.
И по пути вниз по лестнице, ведущей вниз, в зверинец барона, он не дотерпел; зрение распалось в цветные пятна, шум речной воды потопил слова. О чем говорил отец и Кревенц – загадка.
Он пришел в себя в просторной комнате на кровати, опустошенный, с болью в голове, совершенно один.

Маг медленно поднял голову, зябко повел плечами – он ужасно замерз и даже не знал, сумеет подняться с места или умрет здесь, на холоде посреди площади, но это не имело никакого значения. Зимой нищие часто замерзали на улицах, никто не обратит внимания на еще одно тело.
- Я все знаю. И про то, как вы меня не любите, и о том, как хотите избавиться... – голос звучал хрипло, пересохшие губы плохо слушались. – Я понимаю. Но это невозможно, крыса, я бессмертен... ты сам это понимаешь. Вы умеете быть верными, не то, что люди.
Он сел удобнее, сполз с низкой ступени постамента, оперся на нее локтем. Крысенок-альбинос по-прежнему не сдвигался с места, слушал хозяина.
- Так объясни ему это. Любишь Мариса – стереги его не только от меня, но и от мыслей о том, чтобы продать меня. Иначе я его убью, мне придется.


Вы здесь » Black&White » Письма и личные записи » Змеиное гнездо


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно