Black&White

Объявление



Добро пожаловать на ТРПГ Black&White, друг.

Это авторский мир на стыке темного фэнтэзи, готического хоррора, мистики и стимпанка, этот мир, который они зовут Фернасом, уже переступил черту гибели, это – бытие после смерти, тягостное, бессмысленное, и безжалостная длань окончательного умирания надо всем. Ад, настигающий при жизни, не оставляет ни единого шанса остаться белым, нетронутым, чистым; каждый герой – отрицателен, каждый поступок – зло, все помыслы черны, но не осуждай их: и после конца света никто не хотел подыхать.



Земля без надежды
Властители, герои и крысы Фернаса
ЗемлиНародыИсторияКарта
Магия, механика и хаос
Анкеты

Написать администраторуГостевая
ПартнерствоРекламный раздел

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Black&White » Рассказы о других мирах » О вампирах и увечьях


О вампирах и увечьях

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

19:37
Фрэн смотрела на электронные часы и не могла оторвать взгляда.
19:38
Ещё один день пролетел. Казался нескончаемым. А оглянешься… чему было кончаться?
19:39…
Она заставила себя отвести взгляд. Опустила руки на ободы колёс, толкнула себя вперёд, из комнаты в коридор, а оттуда на кухню. Коляска привычно перевалилась через низкую дощечку плинтуса, неприятно подбросив Фрэнсис. Она невольно прищёлкнула зубами, но хоть язык не прикусила.
А ведь два года уже прошло.
Остатки заказанной утром пиццы отправились в микроволновку, а девушка откинулась на спинку и чуть откатилась назад, в ожидании ужина рассеянно глядя в окно.
Светло. Совсем ещё светло. Даже солнечно…
Пока на улице день, ей на удивление легко даётся переживать своё существование. Пока за окном светло, она ощущает себя призраком. Беспомощным, но невидимым и неосязаемым. Явление, в которое никто не верит. Как ни странно, такая ассоциация приносила с собой хоть небольшое, но облегчение. Смотреть на мир, в котором тебя нет, который тебя не видит… это нормально. Даже хорошо.
В форточку просочился нарастающий шум шуршащего гравия. Спустя пару секунд по дороге, даже не взглянув в сторону дома Фрэн, проехал мужчина на велосипеде. Она успела заметить, что он хорошо одет, не в спортивный костюм и не по дорожному. Возвращается с работы домой? А что, может даже. На вид молодой, наверное, ещё не разжился машиной.
«Хотя у меня в его возрасте уже был собственный дом».
Пикнула микроволновка. Спохватившись, калека подъехала к столу и поставила чайник. Надо было сделать сразу, ну да что теперь…
Оставив воду для чая греться, она переложила пиццу на тарелку и вновь вернулась к столу под окошком. Хотела устроиться возле длинной стороны, но в последний момент струсила и скрылась в тени, сбоку от окна. Хотя оно и было закрыто тюлем, и снаружи её никак нельзя было увидеть.
Мимо её дома редко кто проходил, хотя Фрэнсис и жила на окраине, возле главной дороги. Но вся жизнь концентрировалась в самом городе, и что в него, что из него люди проезжали редко.
Пицца была суховата. Сожалея об отсутствии чая, Фрэн всё же сгрызла её, не отводя взгляда от окна. За всё время трапезы мимо не прошло ни одной живой души. Всё, что она видела, это поле на другой стороне дороги. Жёлто-зелёное поле, и в отдалении тёмная полоса леса.
«Хорошо, что участок напротив ещё не застроили. Хотя… может уже выкупили». – Она вспомнила, как пару дней назад тут вертелась молодая парочка, парень, тощий как жердь, и виснущая на нём кудрявая блондинка. Они о чём-то беседовали с Фрэдом Паркенсоном – он тут отвечал за всё, связанное с землёй. Фрэнсис сама общалась с ним перед приобретением дома, но внешность его помнила уже смутно.
Чайник звякнул о готовности и отключился момент в момент, как последний кусочек пиццы исчез во рту Фрэн. Женщина торопливо обсосала пальцы от жира, взглядом ища кружку, но тут же вспомнила, что оставила её в комнате.
- Растяпа... - проворчала она себе под нос, вновь берясь за колёса.
Разумеется, на кухне были и другие кружки, чашки, стаканы и даже запечатанный набор бокалов, но калека, как и многие другие люди, принципиально использовала только «любимую» посуду. В данном случае речь шла об иссиня-чёрной, низкой, но очень широкой кружке с толстыми керамическими стенками и белым пятном отколотой краски на краешке возле ручки. Кружка была из её «прежней» жизни, однако как и с многими другими вещами, Фрэнсис не нашла сил с ней расстаться. Впрочем, она никогда себе не признавалась, но на самом деле она сознательно оберегала все эти «якоря» - чтобы проще было возвращаться в мыслях к былому, проще вспоминать о том, что ушло безвозвратно…
Проще подогревать жалость к себе. И к тому, что осталось за бортом.
…Кружка с письменного стола перекочевала в небольшую корзинку, хитро прикреплённую к подлокотнику инвалидного кресла. У женщины хватило изобретательности соорудить такую конструкцию и во многом облегчить себе жизнь. Главное было не забывать о положенных туда вещах и не жаться правым боком к стенам.
Путь из комнаты в кухню проходил через коридор с лестницей. Обычно она проезжала рядом с ней, не останавливаясь, но в этот раз притормозила.
За ужином её охватило неожиданно приятное ощущение. Благодушная расслабленность, как перед ожиданием чуда. Даже на миг - о ужас! - промелькнул стыд перед собой за собственную слабость. Фрэн в последнее время всё чаще ловила себя на этом чувстве, но оно её не устраивало.
«Какая глупость… какой оптимизм, какие чудеса могут у меня быть?! Надо мной жестоко поглумились все, кто только мог, удача равнодушно отвернулась. Разве может человек быть после такого благодушен? Откуда у него взяться силе?»
Вот примерно такие мысли бесконечно крутились в голове упрямицы, потому она старалась держать себя соответственно – но если внешне это было несложно, то вот чтобы загнать себя в чёрную тоску, приходилось прикладывать усилия.
Для того и служила любимая чашка, и взгляды в окно – на «счастливых, ходячих людей»…
И лестница.
Лестница вообще была «козырем» в борьбе Фрэнсис с собственной добротой, с "прежней легкомысленностью и наивностью", как она любила говорить.
И вот снова взгляд серых глаз скользнул по газетам, закрывающим ступени от пыли, поднялся вверх, пока не уткнулся в проём в потолке. Сквозь него был виден лишь угол - стык меж стенами и потолком второго этажа -, но женщине не составило бы труда вспомнить, как там всё было, когда она в последний раз поднималась к себе наверх.
Разделённый коридорчиком на две большие комнаты, второй этаж был гораздо более любим ею, нежели нижний. Там был её кабинет, и её же спальня. Внизу… внизу по большому счёту она устраивала гостей и родителей. Но второй этаж принадлежал ей и только ей. Там хранились самые её яркие воспоминания, альбомы путешествий, памятки о собственных достижениях...
А сейчас там, наверное, всё покрыто газетами. Всё скрыто под пожелтевшими страницами, в избытке напечатанными местной типографией. Кровать, и столы, и кресла, и пол… Интересно, а зеркало занавесили?
Там остались многие книги, которые она очень любила. Целые собрания любимых писателей. При мысли о них, у Фрэн дрогнули руки. Родители закрыли там всё почти перед самым уездом, и многое, что должно было спуститься вниз, оказалось похоронено под слоем газетных листов.
Калека смотрела на верхние ступени не отрываясь, как загипнотизированная. Руки сжимали подлокотники.
«Вот бы подняться туда, хотя бы на пять минут… Забрать Шекли, или Гаррисона».
На миг она даже напряглась, сумела приподнять себя в кресле. Но тут же отвела взгляд, и руки, за два года хорошо накачавшиеся, словно потеряли свою силу и уронили Фрэн обратно в кресло.
Ну поднимется она на несколько ступенек, ну сумеет взволочь своё бесполезное тело наверх – а ведь даже это совсем-совсем не факт – и что дальше? Спуститься получится только кубарем. Расшибётся о ступени, ударится виском о край коляски, и – привет.
Фрэнсис стиснула зубы. Отвела взгляд и резко, озлобленно, взялась за колёса, дёрнула себя вперёд, так что чуть не соскользнула с сиденья.
Нет уж. Её смерть, несомненно, многих порадует. Но она не хочет доставлять им… такой радости.
Вернулась  угрюмость и прежний пессимистичный настрой. И, как не парадоксально, это доставило Фрэнсис мрачное удовлетворение.

…Было без пяти десять, а она всё ещё смотрела в окно на кухне.
Сегодняшний вечер выдался на удивление оживлённым. В половине девятого в город прошли две девчонки лет тринадцати, явно подруги, а ещё минут через двадцать трусцой пробежал усатый мужчина в полосатом костюме. Калека зло усмехнулась возникшим ассоциациям.
Уже в сумерках мимо её дома прошла женщина.
- Ты смотри, какая напыщенная цаца… - буркнула себе под нос Фрэн.
Женщина и впрям держалась с достоинством. А уж походка…
Калека отвернулась было, не в силах смотреть на её поступь, которую ей никогда не повторить за отсутствием необходимых орудий, но краем глаза заметила, что та словно бы свернула к её дому.
- Да ладно, - женщина удивилась, вытягивая шею к окну – но незнакомка уже скрылась из поля видимости.
На почтальонку не похожа, а если из органов? Бр-р. Вообще Фрэн сидит ниже травы, да и оплачивает всё регулярно. Остаётся надеяться, что просто показалось.
В прихожей оглушительно заверещал звонок.

Отредактировано Frances Sutherland (2014-11-09 20:13:44)

2

В тот день она открыла дверь не человеку.
- У меня украли сумочку, простите, от вас можно позвонить? - Низкий женский голос с бархатистым акцентом, который в такой ситуации должен был бы звучать жалобно, на самом деле едва выдавал досаду, просто бывают неприятности. Бывают иногда, не более.
Полоса света упала на порог и дальше, и обладательница была под стать своему голосу. Породистая, белокожая, красивая женщина из другого мира, по виду определенно старше Фрэнсис, с темными глазами, в которых искрились звезды; ужасно невежливо было молчать и пялиться ей в лицо, но сжавшаяся в своем кресле от недосягаемой разницы, она не могла заставить себя что-то сказать и что-то сделать.
- Можно войти? – Незнакомка не улыбалась, но и не выказывала недоумения, словно знала, что так и должно быть, и ей было достаточно одного неловкого кивка, чтобы с этим разрешением переступить через порог, пройти мимо оцепеневшей Фрэнсис.
Слишком долго не общалась с людьми, объяснение нашлось почти сразу же; такая жизнь не способствует развитию социальных навыков, вот и все, как и появление дамочек, подобных этой… ничего, сейчас, сейчас она уйдет. И все станет по-старому.
- Я принесу телефон.
Сейчас, когда незваная гостья оказалась за спиной, ее присутствие стало почти враждебным. Бесцеремонное вторжение, подернутое холодным молчанием, ничего приятного и побыстрей бы от нее избавиться; Фрэнсис обшаривала журнальный столик, и было мучительно неловко за разбросанные вещи, за растрепанные волосы, за весь свой вид, черт, ну где же он? На пол полетел цветной буклет, кем-то засунутый в почтовый ящик, потянулась поднять... и растерянно замерла посреди движения, сообразив, что торопливо ищет телефонную трубку. Но зачем, чёрт возьми?! Она же только что послала эту дамочку подальше!
Фрэн нахмурилась. Затем поморщилась. Странно, она не помнила произнесённых незнакомкой слов в ответ на грубость. А теперь вот обнаружила себя перед столом, ворошащий весь свой бардак в поисках никчёмной телефонной трубки.
- Перебьётся, - буркнула Фрэнсис и взялась за колёса в уверенности, что сейчас сухо отошьёт гостью, сказав, что телефон сломался.
Но, выезжая в коридор, ведущий из прихожей в кухню, она невольно бросила взгляд в светлое помещение последней. И застыла, шокированная и рассерженная. Но прежде, чем она, толкнув коляску и себя вперёд, пересекла "прыгающий порожек" и открыла рот, чтобы высказать незнакомке всё, что думает...
- Ты живешь одна, почему? Ведь это так… неудобно.
Незнакомка, сидела, закинув ногу за ногу, повернувшись спиной к окну, и там, в окне, через тонкую штору видно было ее отражение. До этого дня здесь бывала только МакМиллан, каждый четверг, после двух, потому что по привычке, ставшей в зубах навязшей обязанностью, Фрэнсис звала ее зачем-то на чай. Ни городские сплетни, и, тем более, эта дурацкая бесполезная жалость, были не нужны ей, это просто проклятое одиночество, сжалось в комок внутри, оно как голод и как жажда. Но сейчас, под этим надменным взглядом, под взглядом, который, она уверена, зовется именно надменным, ей неприятно и страшно, словно чужая оценивает ее, и она беззащитна, на виду, на ярком свету – вся жизнь, вся эта жалкая беспомощная жизнь.
Фрэнсис осеклась и только молча захлопала глазами, глядя перед собой. Глядя на эту гордую, наглую, хладнокровную суку, которая без спроса ворвалась в её дом, устроилась на кухне, как у себя на вилле... Да, у таких женщин могут быть только виллы - в этом Фрэн была уверена!
Но... о чёрт, как же она спокойна! Как это... бесит...
Фрэн впилась пальцами в подлокотники, уставилась в лицо этой... этой...
Ей нужно было найти что угодно - насмешку, самодовольство, презрение - да мало ли! Калека искала эти унизительные для себя эмоции с упорством охотничьей собаки. Найди она их - и это дало бы ей сил выгнать незнакомку вон. С позором, со скандалом - о, Фрэн давно мечтала ославить кого-нибудь на целый свет! Унизить, растоптать... как унизили и растоптали её...
Но вместо этого...
Она испытала изумление, когда поняла, что видит на лице женщины... понимание. Понимание и сочувствие. Причём не притворное, не лживо-ванильное, а искреннее, с ноткой грусти.
Будь она на ногах, она бы попятилась. Но она только с силой провела рукой перед лицом, словно срывая с него паутину.
Да нет же... да не может этого быть. Что может понимать она - красивая, богатая... ходячая?..
- Меня все бросили... - неожиданно для себя прошептала она. Запнулась, почувствовав свою ложь, как капельки смолы на языке. - Вернее... нет, я всех прогнала. Потому что... что они могут понимать? Что ты можешь понимать?!
Ей показалось, что женщина пошевелилась, как будто немного подалась вперёд.
Обычно люди не придают внимания таким жестам, если они, конечно, не агенты известных тайных спецслужб. Но когда в твоём маленьком мирке динамику задаёшь только ты сама, любое чужое движения явно, как яркий свет. А любой яркий свет выхватывает из темноты некую картинку.
И Фрэн как будто увидела кусочек этой картинки. Интерес? Волнение? Сопереживание?..
Незнакомка по-прежнему не выдавала эмоций лицом - только глазами. И - ничего не говорила.
Но для забитой, задушенной одиночеством души хватило и этого.
Фрэнсис прорвало. Она как будто читала вопросы по этим тёмным глазам - самой живой детали портрета потрясающей красоты... и едва не единственной живой - и отвечала, захлёбываясь словами, а чуть позже и слезами. Говорила, сокрушаясь о себе и загубленной жизни, и оплакивая её же.
Временами горло перехватывало, и надо было хватать ртом воздух, зажмуриваясь или, напротив, широко открывая глаза. В такие моменты Фрэн почти спохватывалась, замирала, с ужасом пытаясь осознать, ЧТО она сейчас делает и говорит... и кому?..
Но - стоило поймать встречный взгляд, внимательный и пристальный, почти жадный и словно бы подталкивающий говорить, и она продолжала рассказ, размазывая резкими движениями кистей слёзы по щекам.

3

Она растерянно замерла посреди движения, сообразив, что торопливо ищет телефонную трубку. Но зачем, чёрт возьми?! Она же только что послала эту дамочку подальше!
Фрэн нахмурилась. Затем поморщилась. Странно, она не помнила произнесённых незнакомкой слов в ответ на грубость. А теперь вот обнаружила себя перед столом, ворошащий весь свой бардак в поисках никчёмной телефонной трубки.
- Перебьётся, - буркнула Фрэнсис и взялась за колёса в уверенности, что сейчас сухо отошьёт гостью, сказав, что телефон сломался.
Но выезжая в коридор, ведущий из прихожей в кухню, она невольно бросила взгляд в светлое помещение последней. И застыла, шокированная и рассерженная. Но прежде, чем она, толкнув коляску и себя вперёд, пересекла "прыгающий порожек" и открыла рот, чтобы высказать незнакомке всё, что думает...
- Ты живешь одна, почему? Ведь это так… неудобно.
Фрэнсис осеклась и только молча захлопала глазами, глядя на неё. Глядя на эту гордую, наглую, хладнокровную суку, которая без спроса ворвалась в её дом, устроилась на кухне, как у себя на вилле... Да, у таких женщин могут быть только виллы - в этом Фрэн была уверена!
Но... о чёрт, как же она спокойна! Как это... бесит...
Фрэн впилась пальцами в подлокотники, уставилась в лицо этой... этой...
Ей нужно было найти что угодно - насмешку, самодовольство, презрение - да мало ли! Калека искала эти унизительные для себя эмоции с упорством охотничьей собаки. Найди она их - и это дало бы ей сил выгнать незнакомку вон. С позором, со скандалом - о, Фрэн давно мечтала ославить кого-нибудь на целый свет! Унизить, растоптать... как унизили и растоптали её...
Но вместо этого...
Фрэнсис испытала изумление, когда поняла, что видит на лице женщины... понимание. Понимание и сочувствие. Причём не притворное, не лживо-ванильное, а искреннее, с ноткой грусти.
Будь она на ногах, она бы попятилась. Но она только с силой провела рукой перед лицом, словно срывая с него паутину.
Да нет же... да не может этого быть. Что может понимать она - красивая, богатая... ходячая?..
- Меня все бросили... - неожиданно для себя прошептала она. Запнулась, почувствовав свою ложь, как капельки смолы на языке. - Вернее... нет, я всех прогнала. Потому что... что они могут понимать? Что ты можешь понимать?!
Ей показалось, что женщина пошевелилась, как будто немного подалась вперёд.
Обычно люди не придают внимания таким жестам, если они, конечно, не агенты известных тайных спецслужб. Но когда в твоём маленьком мирке динамику задаёшь только ты сама, любое чужое движения явно, как яркий свет. А любой яркий свет выхватывает из темноты некую картинку.
И Фрэн как будто увидела кусочек этой картинки. Интерес? Волнение? Сопереживание?..
Незнакомка по-прежнему не выдавала эмоций лицом - только глазами. И - ничего не говорила.
Но для забитой, задушенной одиночеством души хватило и этого.
Фрэнсис прорвало. Она как будто читала вопросы по этим тёмным глазам - самой живой детали портрета потрясающей красоты... и едва не единственной живой - и отвечала, захлёбываясь словами, а чуть позже и слезами. Говорила, сокрушаясь о себе и загубленной жизни, и оплакивая её же.
Временами горло перехватывало, и надо было хватать ртом воздух, зажмуриваясь или, напротив, широко открывая глаза. В такие моменты Фрэн почти спохватывалась, замирала, с ужасом пытаясь осознать, ЧТО она сейчас делает и говорит... и кому?..
Но - стоило поймать встречный взгляд, внимательный и пристальный, почти жадный и словно бы подталкивающий говорить, и она продолжала рассказ, размазывая резкими движениями кистей слёзы по щекам.
...Этой ночью она спала так крепко, как не спала уже давно...

4

Она проснулась утром, в своей постели, с твердым ощущением, что простыла и заболевает и еще… да, с безнадежным чувством глубокой потери. Это ведь приснилось? Просто приснилось все, и какого на самом деле не было, ну кому понадобится слушать ее слезливые излияния, нет, это просто сон, в котором так часто желаемое выдается за действительное, сродни тем снам, в которых она может ходить, и говорить с кем-то, и даже улыбаться кому-то. От таких снов не хочется просыпаться, но так бывает.
Фрэнсис приподнялась, поморщившись от неожиданной тупой боли в руке. Порезалась? Она рассматривала глубокий след запекшейся крови выше запястья, словно напоролась на что-то острое. Но постель чистая, значит, ранка успела схватиться коркой раньше, чем она легла? Тщательно обдумывая обстоятельства этой мелкой неприятности, женщина, как могла, отвлекалась от своего сна, уверенная, что к полудню все непременно пройдет, они легко и быстро забываются, и мысленные упражнения продолжались до тех пор, пока в выверенный ежеутренний быт не прокралась ошибка. Кресло. Оно было подвинуто и стояло совсем не так, как она обычно его оставляла. Преодолев волну дурацких предположений, Фрэнсис перебралась на него, накрыла голые ноги в одних только шортах от пижамы пледом и выбралась в холл, борясь с ослабшими от головокружения руками. Что же вчера было? И она замерла на месте, словно увидела нечто, что можно спугнуть грохотом катящейся по полу коляски. В задвинутом в угол зеленом плюшевом кресле, опустив голову на руку, спала, не обратив внимания на шум, ее вчерашняя гостья, но от взгляда она шевельнулась, обернулась, терпеливо ожидая вопросов, но в ее взгляде уже не было того парализующего внимания, которое было вчера. Может быть, просто потому, что теперь их взгляды пересекаются на одном на одном уровне?
- Ты… не ушла?
Вот дурацкая неловкость; но ужасно нелепо будет, наверное, спросить сейчас, что случилось вчера, или не случилось ничего?
- Мне некуда идти. – Просто объяснила гостья и торопливо отвела взгляд, словно ей неприятно было в этом сознаваться, болезненно сощурилась на косые лучи солнца, легко прошившие занавески и осветившие противоположный угол комнаты, - Меня зовут Жанна.
- Фрэнсис. – Представление было запоздалым и странным – ей казалось, что она уже откуда-то знает имя незнакомки; неужели она назвала его раньше? Или нет?
- Я соврала про ограбление, прости. Звонить мне некому.
Виновато улыбнувшись, Жанна решила, что этого вполне достаточно и снова устроилась дремать под удивленным взглядом.
- Тут… диван есть. Если хочешь. – Заметила Фрэнсис, переваривая услышанное, пытаясь прикинуть, как поступить с этим знанием и что теперь переменится в ее сегодняшнем быту, но ответа не последовало. Медленно разжалась ладонь, застыла в воздухе; ее гостья смогла заснуть почти мгновенно, словно выключилась. Подождав еще немного, словно не веря в увиденное, Фрэнсис отправилась на кухню; почему-то ужасно хотелось пить.

5

Интернет-серф отвлекал от странной гостьи. Именно что серф – поверхностно, быстро, не вдаваясь в подробности, ничем не интересуясь, она просто убивала время. У нее теперь много времени... Три школьницы спрыгнули с крыши, взявшись за руки, мужчина расстрелял свою жену и ее любовника, девушка единственная выжила после аварии и осталась инвалидом – Фрэнсис улыбнулась мультяшке на флэш-рекламе и закрыла вкладку браузера. От бессмысленного занятия ее отвлек только голод. Мимолётный взгляд на часы – почти четыре, и в любой другой день это бы обрадовало калеку, она с мазохистским удовлетворением относилась к прожиганию своих бесцельных дней, но сейчас ей вспомнилось, что в соседней комнате ЕЕ дома на диване развалилась и спит чужачка... как там её... Жаннет? Жанна? И сколько можно уже надоедать своим присутствием? Да и какого черта... Фрэнсис откатилась от стола и направилась туда с однозначным намерением разбудить и... и прогнать?
Она остановилась. Почему-то действие, казавшееся утром таким естественным, сейчас вызвало внутреннее смятение. Возможно, она просто переключилась на что-то постороннее и возмущение естественным путём остыло, но, в любом случае, сейчас выгонять гостью ей казалось даже неловким.
Впрочем, Фрэнсис хорошо знала, как справляться с этим дурацким чувством. Очень скоро после того рокового дня, после перелома она здорово научилась заводиться на пустом месте, как защищаться от ублюдков снаружи и небезосновательно погалала, что эта цыпочка, особенно разбуженная, наверняка сама даст ей повод выставить себя за дверь. Резиновые колёса зашуршали по ламинату, привычно подбросили на порожке комнаты, Фрэн оказалась в своей обители и сразу наметила повод для скандала.
"Нет, вы поглядите! - закипая, подумала она. - Вместо того, чтобы занять диван, она развалилась на м о е й кровати! Нахалка!"
Ещё один резкий рывок колёс, поворот, и коляска встала вплотную. Женщина так и не услышала приближения, спала так безмятежно и крепко, что даже веки не вздрогнули от резкого звука, казалось, что она даже не дышала...
- Эй, ты, просыпайся! - Фрэнсис протянула руку и взялась за плечо спящей, собираясь её хорошенько встряхнуть.
Но тут же отдёрнула руку.
"Да она ледяная!"
Чтобы проверить шокирующее открытие, она ещё раз коснулась безвольно откинутой руки, осторожно провела по предплечью до запястья, и, всё более изумляясь, тронула щёку, а затем и лоб. Эта Жанна везде была так холодна, что Фрэн обожгла страшная, но единственная верная догадка. Все еще не веря, она перевалилась через подлокотник, рискуя опрокинуть коляску, и наклонилась к гостье, пытаясь уловить дыхание, но выяснилось, что ей и в самом деле не показалось. Гостья, лежащая на ее постели, была бездыханна и уже успела остыть.
Со сдавленным вскриком Фрэнсис шарахнулась от неё, чудом не опрокинув коляску. Двигаясь спиной вперёд, она не сводила взгляда с тела, будто оно могло сейчас подняться и укусить её - и, конечно, не вписалась в дверной проём. Глухой удар кресла о стену заставил Фрэн откинуться назад и стукнуться затылком о жёсткое изголовье.
- Ой, чёрт!..
Она скривилась, хватаясь за затылок.
- Чёрт, чёрт, чё-орт...
Бешеный стук сердца отдавал в ушах, в голове было ватно и глухо то ли от удара, то ли от того, что перед ней на кровати лежал свежий труп. И что, скажите на милость, с ним делать?! Первой и естественной реакцией было набрать по телефону скорую помощь, однако вовремя подоспевшее осознание, что врачи вряд ли удовлетворятся фразой "У меня тут труп, но его убила не я!" - и захотят привести с собой полицию, а те ещё кого-нибудь, заставило помедлить с решением. Только вообразив, что в её доме станет толкаться толпа чужаков и будет тянуть из стороны в сторону с расспросами, Фрэн почти физически ощутила боль.
"К чёрту этих идиотов! Но что тогда мне делать?.."
За этим мыслями она не заметила, что "труп" шевельнулся, зато когда Жанна чуть сгорбилась и медленно села, у наблюдающей за этим хозяйки дома вылетели из головы все посторонние мысли, и она явственно стала ощущать, что сама холодее почище "почившей". Из горла вырвался хрип, и гостья вскинулась на странный звук.
- Что такое?
Лишний вопрос. Она уже прекрасно видела, что случилось и досадливо хмурилась от осознания того, что кто-то рассматривал ее, спящую. С некоторых пор ей совершенно не нравилось подобное внимание.
- Ты... - наверное, изумление от того, что "труп" даже заговорил, пересилило ужас и вернуло дар речи. - Ты была мертва! Только что!
- Тебе показалось. – С досадой буркнула та, но тут Фрэнсис вспыхнула.
- Что значит показалось?! Ты была холодной, как дохлая рыба! Ты не дышала! Что это было?!
- Я просто заснула. Заснула, Фрэнсис, ничего более.
Калека ощутила, как у неё перехватывает горло от возмущения. Но это же возмущение просто не могло спокойно находиться внутри, пришлось найти ему выход и она с размаху звонко приложила ладонями по подлокотникам кресла.
- Да какого...
- Посмотри. – Улыбнувшись этому беспомощному негодованию, Жанна соскользнула с кровали и придвинулась вплотную, - Посмотри, я и сейчас не дышу.
От такого заявления иной бы без сомнений хлопнулся в обморок, и Фрэн казалось, что она была от этого недалека, но ужас боролся с возмущением, родившимся из ощущения, что её безбожно разыгрывают, но только прикосновение ледяной руки, сжавшей её пальцы, вернуло к реальности. Ей хотелось оказаться за мили от этого места и этих стен, где находилось это... существо.
Фрэнсис отдёрнула руку со сдавленным вскриком.
- Да кто ты вообще такая?!
Ужас, ужас в чужих глазах остановил гостью и стер ее едва наметившуюся улыбку. Чуть отодвинувшись, она, чтобы не нависать над перепуганной девицей, просто села на пол рядом с колесом ее кресла.
- Я – Жанна Орели Вюрц. То, что я могу сказать наверняка.  – Задумавшись на мгновение, она зачем-то добавила: - Не бойся, если бы я хотела... я тебя не обижу.
- Ты действительно думаешь, что мне что-то скажет это имя? - Фрэн абсолютно не убеждала та смиренная поза, в которой замерла Жанна, и она хотела развернуться и отъехать в другой угол комнаты, чтобы разорвать эту жуткую, отвратительную ей близость, однако гостья будто специально прижала ее к стене, не позволяя даже отодвинуться.
- Что, чёрт побери, значит "не обижу"? Ты хотела? Ты планировала?! - Фрэн начало немного колотить. Она осознавала, что несёт чушь, но для успокоения ей надо было услышать правдивую версию произошедшего - а этого ей как раз и не давали, оттого слова Жаннет нисколько её не успокаивали.
- Ты испугалась. Но бояться нечего, не нужно бояться.
Теперь она, обернувшись через плечо, улыбалась.
- Что значит нечего бояться?! - голос Фрэн уж почти срывался. К её досаде, она была примерно в равной доле близка как к бессодержательной площадной ругани, так и к слезливому срыву. - Да кто же ты, Оревюрц Жанна?!
- Я не совсем человек, Фрэнсис. Но это не значит, что я сделаю тебе что-то плохое. – Она, кажется, старалась говорить спокойно, утешающе, словно с ребенком, но не получалось.
Катастрофически не выходило. Ее мысли как перепуганные птицы с изломанными крыльями.
- Что значит - "не совсем человек"?
- То, что ты видишь перед собой. Не больше и не меньше.
Повисло молчание, длившееся бесконечную минуту или даже больше.
- То, что вижу, значит? - Фрэн начала совсем тихо, но постепенно поднимала тон голоса. - Не больше и не меньше, значит?.. - костяшки пальцев, сжимающих подлокотники кресла, побелели. – Да что ты, издеваешься надо мной?! - Она закричала так, что одной фразой чуть не посадила горло, и продолжать пришлось уже тише, - Да ты хоть мёртвая, чёрт тебя возьми, или живая?! Это ты можешь сказать?
- Успокойся.
Тихий тон, одно слово. Фрэнсис думала, что её сейчас хватит удар, когда Жанна почти просяще протянула к ней руку, пристально глядя глаза. Всё бы ничего, но она тянулась к лицу Фрэн, а та ещё помнила холод этих пальцев и рефлекторно отдёрнулась, отвернула голову, но Жанна была настойчива, и калека не успела даже крикнуть, как ледяные пальцы гостьи коснулись её подбородка, скользнули выше и остановились на виске.
Жизнь застыла на миг. Все эмоции куда-то схлынули, выцвели, погасли, будто потухла нить в огромной яркой лампе – еще есть лиловый отпечаток на сетчатке, но света уже нет, будто мгновенно ушедшая вода оставила только вялые водоросли и снулую рыбу. Осталось только удивление - прежде всего самой собой, своей истерикой, да неловкое недоумение от всего происходящего.
- А ты? Ты живая или мертвая? Сидишь тут целыми днями одна, как в склепе. – С долей раздражения эхом запоздало отозвалась Жанна.
- Я? - Фрэн ощущала странную вялость, близкую к апатии. - Ну, я... а что мне ещё делать? Я... - она неожиданно всерьёз задумалась над заданным ей вопросом. Живая или мёртвая? А чем это можно доказать - прежде всего самой себе? Как понять, что вот это её существование в четырёх стенах - и есть жизнь?..
Но...
- А мне вообще-то всё равно. - Вдруг призналась Фрэн. - Я тут так не первый год, и как-то не думала... мне всё равно. - Повторила она. - Я живу, как живу, никому не нужна, впрочем, мне тоже никто не нужен. - Она взглянула в лицо Жанны, отметив её бледность. Мало спит, плохо отдыхает. Вряд ли она так же, как и Фрэн, мало времени проводит на солнце. Скорее в шутку, чем всерьёз, Фрэнсис повторила свой вопрос:
- А ты всё-таки сама жива или мертва?
- Какое сегодня число?
Калека вяло пожала плечами, взглядом попытавшись выхватить из окружения календарь.
- Не помню. Вроде тринадцатое. Августа. - Подумав, добавила она.
- Мои похороны были девятнадцатого июня, так что, для своих врагов я давно должна быть мертва и, пожалуй, придется. Или ты хотела спросить о чем-то другом?
Фрэн понимающе хихикнула. Почему-то воспринять серьёзно такой ответ она не смогла. Хотя... отчего "почему-то"?
- Да? А мои тогда в конце мая. Да, тогда я очнулась в больнице, и меня готовились выписывать. Как-то так, вроде... Да, тогда и были мои похороны. Все от меня отвернулись, всем я вдруг стала не нужна. Ну да... с таким-то наследием. - Она похлопала себя по колену, привычно не ощутив прикосновения. - Забавно... интересно, за что тебя-то. Повела себя как-то неподобающе?
- У меня тоже богатое наследство. Половина DDPC, может быть, слышала? Активы на пару десятков миллионов... И всем не терпелось это наследство поделить.
Если бы Фрэнсис умела свистеть, она именно это бы сейчас и сделала. Но пришлось ограничиться округлившимися глазами и картинкой в воображении.
- Кажется, я начинаю их понимать... ой, извини.
- Чего уж там, я тоже все прекрасно понимаю, но, дьявол, я не знаю, что мне делать.


Вы здесь » Black&White » Рассказы о других мирах » О вампирах и увечьях


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно